Долгий путь к счастью - Холт Виктория

К себе я вернулась униженная, тоскующая и утешала себя тем, что отец все-таки вызвал меня, говорил со мной. Я вообще такого в жизни своей не помню. Значит, если я стану усердно учиться, если я постараюсь переломить себя, так чтобы отец мог гордиться мной как дочерью, тогда, наверное, он сможет и полюбить меня. Фантазии опять завладели мною, уютные сцены, которые рисовало воображение, утешали меня. Вот мы с отцом на Острове занимаемся хозяйством. «Моя дочь? Да она моя правая рука», «Сильва, моя девочка, она растет настоящей красавицей», «Замуж? Конечно, но надеюсь, не сейчас. Я не хочу расставаться с нею. И буду настаивать, чтобы в будущем они с мужем жили в замке».

Надо же было быть такой дурочкой! В глубине души я прекрасно понимала, что ничего подобного не случится никогда. Но те дни, когда я жила среди глупых фантазий о «славном будущем» и приступов глубочайшей тоски и страха, когда я ненавидела всех и вся, а главное, самое себя, уже позади. Сегодня я совершенно напрасно трачу время, описывая их, потому что воспоминания мои вряд ли могут достоверно отразить реальные события; другое дело, переживать их непосредственно".

Далее следовала пустая страница, наверное, на какое-то время Сильва отказалась от ведения записей, но позже вновь вернулась к ним. Да, та девочка, какой она была в детстве, вполне могла, «отбывая наказание» в запертой комнате, нацарапать на стене гардероба «Я пленница здесь». Узницей, лишенной всех радостей, она ощущала себя постоянно, будучи, видимо, очень замкнутой по натуре. И никто, ни один из окружавших ее людей, не пытался помочь ей избавиться от этого.

Записи продолжались:

"С тех пор, как отца хватил удар, Яго все полностью взял в свои руки. Конечно, он всегда здесь жил, и люди почему-то всегда почитали его больше, чем отца. Ему стоит только приказать что-нибудь, все подчиняются не раздумывая. Им приходится. Отец был совсем не таким. Он злился, бесился, орал, никогда никому не забывал обид. Яго другой. Мне кажется, никто даже не смел и не посмеет обидеть его, им пренебречь, никому неизвестно, каковы будут его реакции.

Вчера я срезала розы в саду, когда встретилась с Яго. Случайно обернувшись, я вдруг совсем рядом увидела его. Он будто приглядывается ко мне в последнее время, от этого я нервничаю.

Он сказал:

«Моя сестра Дженифрай приезжает в наш замок. С ней будет ее дочь, маленькая девочка. У тебя компания появится».

Я поинтересовалась, надолго ли они приезжают.

«Они будут постоянно жить здесь. Тебя это обрадует».

Яго всегда решает за других, всегда знает, кому что понравится, кто чему обрадуется или огорчится.

Тогда я спросила у него, что сказал об этом мой отец, потому что меня всегда интересовало, что он думает, что делает. Ведь я почти теперь не видела его, разве что у окна, на которое я всегда смотрю из сада. Но он всегда отворачивается. Еще иногда вижу, как Фенвик возит его в кресле-каталке. Я даже специально пытаюсь попасться ему на глаза, но даже заметив меня, он делает вид, что я — пустое место. Прямо слезы подступают, вот даже сейчас, когда вспоминаю об этом. Все хочется крикнуть ему: "Что я тебе сделала?

Скажи хотя бы".

Фенвик всегда подчеркнуто сдержан. И вежлив. Яго говорит, отец ничего не может без Фенвика, а Фенвик — без отца.

Теперь я с нетерпением жду приезда сестры Яго с дочкой".

Еще пара пустых страниц говорила о том, что она прерывала записи на какое-то время. И снова читаю:

"Гвеннол лет восемь. Она веселая и хорошенькая. Нашей Малышке, наверно, сейчас столько же. Дженифрай я не понравилась. Похоже, ей неприятно, что я — дочь хозяина. Какая-то материнская ревность заставляет ее постоянно выпячивать Гвеннол вперед. И причина этому — я. Это почти смешно. Чего ей волноваться. Гвеннол такая очаровашка, какой я никогда не была. И тем не менее я рада, что они здесь. Мы с Гвеннол вместе занимаемся с гувернанткой. Девочка очень разумная.

Зачем я вообще пишу все это, когда писать на самом деле не о чем? Дни похожи один на другой. Брошу эту глупую писанину".

В этой тетради больше не было никаких записей, хотя чистых страничек оставалось много. Я взяла другую.

"Летописец из меня явно никакой. Жизнь моя такая серая, хотя я совсем взрослая. Для всех девушек устраивают балы и приемы, возле них крутятся молодые люди. Мой отец, как мне сообщили, не собирается тратить деньги на мои светские развлечения. А вот Дженифрай заботится о дочери. Гвеннол уже вывели в «общество». Она подружилась даже с Майклом Хайдроком, который в округе считается самым видным женихом. Гвеннол просто упивается тем, что он особое внимание обратил на нее.