Это наш ребенок! - Феррарелла Мари

     — Конечно, почему бы нет? — Она протянула руку. — Привет. Я — доктор Шейла Поллак.

     Он пожал ей руку и удержал ее на мгновение дольше, чем было необходимо. Им обоим понравился контакт.

     — Доктор, а у меня болит, — он театрально прижал другую руку к сердцу, — вот здесь.

     Она очень мягко высвободилась.

     — Забавно. — Ее глаза весело сияли. — Я бы диагностировала боль несколько ниже.

     — Вы мне нравитесь, доктор Шейла Поллак.

     Он не врал. Она ему действительно нравилась. С ним всегда это случалось так быстро. Он не принадлежал к тому типу людей, которые долго все обдумывают, взвешивают и рассматривают под микроскопом. Или случившееся правильно, или нет. А Шейла Поллак — то, что надо. Правильно для него, правильно для данного момента его жизни.

     Ее теплая улыбка подтвердила, что это ощущение у них общее.

     — Я уже поняла.

     Притворяясь, что они еще знакомятся, он продолжил:

     — А вы не хотите узнать мое имя?

     По выражению ее глаз он понял, что она уже нашла для него имя. Интересно, лестное ли.

     — Я бы хотела увидеть вашу корреспондентскую карточку. По крайней мере смогу убедиться, что хотя бы часть вашей истории — правда.

     Полна жизни, но осмотрительна. Интересное сочетание. Он решил, что ему такое сочетание нравится.

     Когда он вручил Шейле свой бумажник, открытый на корреспондентском удостоверении, она действительно выглядела удивленной.

     — Не очень хорошая фотография, но это я, — сказал он.

     Она взяла бумажник, прочитала его имя, затем взглянула на него. Он мог поклясться, что в ее глазах мелькнуло восхищение.

     — И правда вы. Ну, мистер Гарретт, — она закрыла бумажник и вернула ему, — если только вы не знакомы с очень хорошим изготовителем фальшивых документов, то действительно работаете в «Таймс», как и сказали.

     — Я никогда не лгу. — У него хватило совести залихватски причмокнуть языком. Затем, взяв под руку, он повел ее к веранде. В глубине зала как раз начиналась песня Джонни Мэтиca. — Теперь поговорим о вышеупомянутой боли...

     Она засмеялась, опираясь на него.

     — Для облегчения боли я рекомендую танец.

     Он не смог бы придумать лучшего предлога, чтобы обнять ее.

     — Танец?

     Шейла кивнула. Она ощущала неотвратимость грядущего, и кровь вскипела у нее в жилах.

     — Угу. И желательно в лунном свете.

     Он поднял глаза. Над ними возвышался черный, как бархат, небесный купол с россыпью серебряных звезд.

     — Я согласен. То, что доктор прописал.

     Их пальцы переплелись, и он притянул ее ближе к себе. Они начали легко покачиваться под доносившуюся до них музыку.

     — Да, — прошептала Шейла, ее голос звучал нежно. — Да.

     Она положила голову ему на плечо, и он вдыхал пьянящий аромат ее волос и удивлялся, как ему удалось попасть на небеса, не заметив собственной смерти.

     Этот вечер начался с улыбки и закончился гораздо большим в уединении среди скал, на частном пляже недалеко от больницы, ради которой устраивался благотворительный прием. Шейла была знакома с владельцами, очень удачно оказавшимися в отъезде.

     Слейд никогда не подозревал, что можно испытать такие чувства к женщине, получить столько наслаждения за такой маленький отрезок времени.

     Окутанная лунным светом, Шейла была в его объятиях всем, что он когда-либо желал в женщине. Он получил от нее все, на что мог надеяться. Больше.

     И меньше.

     Меньше, потому что она ничего не просила взамен, отдавая ему все: свое тело, свою душу. Он не мог вспомнить ничего подобного, будучи одновременно и властителем и рабом, любящим и любимым. Как будто их околдовали. Колдовство. Он был убежден, что невозможно подобрать другое слово.

     Колдовство.

     То, что произошло с ними, между ними, питало его сны все последующие месяцы. Не один раз воспоминание о том, как он прижимал ее к сердцу, было единственным утешением в обезумевшем мире.

     Они разговаривали и ласкали друг друга всю ночь и расстались на автостоянке отеля на заре следующего дня, понимая, что в эту ночь были друг для друга всем. Зная также, хотя и не облекли это в слова, что для каждого из них этот маленький островок времени был особенным по-своему.

     Итак, он здесь и собирается «навестить» ее после всех этих месяцев. Что, если она окажется не такой изумительной, как он ее помнит?