Это наш ребенок! - Феррарелла Мари

     Ее взгляд заставил его замолчать.

     — Да, неудачно.

     — Я боялся, что ты плохо воспримешь, — он нахмурился. — Но, очевидно, даже не подозревал, насколько плохо. Я не сказал, чтобы дать шанс нашему браку.

     Она раздраженно прервала его.

     — Как? Построив его на лжи?

     Слейд подошел к ней и попытался обнять за плечи, удержать ее, но она вывернулась и отстраняюще вытянула руку. Она не хотела, чтобы он касался ее, не хотела, чтобы он снова сбил ее с толку.

     — Нет, я собирался выиграть время.

     Слейд вздохнул. Может быть, им обоим нужна передышка. Он взглянул на свои чемоданы.

     — Ты хочешь, чтобы я уехал сегодня?

     — Нет. — Как же она устала... — Раз идет дождь, не буду же я выгонять тебя в такую погоду. Ты можешь уехать и завтра.

     Ему удалось на мгновение, прежде чем она отпрянула, коснуться ее щеки.

     — Ты делаешь слишком серьезные выводы, док.

     Вопреки всему она почувствовала, как ее тело откликается на его мимолетное прикосновение. Сколько еще ошибок надо сделать, чтобы усвоить урок?

     — Неужели? Ты забыл, что у меня мало информации для выводов. Ты сексапильный, обаятельный и в критических ситуациях лжешь. Откуда мне знать, что ты не лжешь постоянно?

     Она уже считала, что он лжет всегда. Единожды солгав...

     Это серьезно, подумал он. Очень серьезно. И черт его знает, как это уладить.

     — Шейла, у меня нет ответа. Я только могу дать честное слово, что не лгу.

     — Слово? Твое слово? — повторила она. Неужели он считает ее полной идиоткой? Ее недоверие только усилилось. Она почувствовала, как глаза наполняются слезами, и с трудом удержала их. Нет, только не сейчас. — Гарретт, я понятия не имею, чего стоит твое слово. Но я сама виновата. Мне не следовало говорить «да».

     — Но ты сказала... — Его голос прозвучал со смертельным спокойствием.

     Шейла подавила смутную тревогу. Эдвард заорал и попытался ударить ее, когда она уличила его во лжи. Ее взгляд стал суровым.

     — Я могу так же легко сказать «нет».

     — Но ты не скажешь.

     Ну и нахальство!

     — Неужели? И почему же?

     Слейду казалось, что он борется за свою жизнь. И борьба эта не менее опасна, чем бегство от вражеских пуль. Он вложил в ответ всю свою силу убеждения.

     — Потому что на самом деле ты так же зачарована нашим влечением друг к другу, как и я. — Он проникновенно смотрел ей в глаза, ища подтверждения, пытаясь достучаться до ее чувств. — В глубине души ты знаешь, что я прав.

     Черт его подери, он смотрит прямо в ее сердце. Но она не поддастся.

     — Твоя душа, должно быть, гораздо прозорливей моей, потому что я ничего этого не знаю. Я будто продираюсь на ощупь в темноте.

     — Зачем? — Ему хотелось встряхнуть ее, но пришлось разрядиться на одном из своих чемоданов. Он лягнул его, и Шейла едва не подскочила, когда чемодан звонко ударился о плитки пола. — Раскрой глаза, Шейла. Раскрой глаза.

     Нельзя отступать, нельзя поддаваться страху... или желанию.

     — Они раскрыты. И я не уверена, что мне нравится то, что я вижу! — взвилась она.

     Слейд вздохнул и беспомощно сунул руки в карманы. Сегодня это не кончится. И вряд ли кончится в ближайшем будущем.

     — Ладно, где мне спать сегодня?

     Шейла взбодрилась. Она победила. Только победа показалась невероятно бессмысленной.

     — Где угодно, кроме моей постели. — И она отвернулась, бросив через плечо: — Если ты голоден, Ингрид потушила мясо. Оно в холодильнике.

     Он не был голоден, но, наверное, надо перекусить. За весь день он съел один гамбургер.

     — И приговоренный к смерти поел с аппетитом, — пробормотал он, направляясь к кухне.

     Шейла услышала, но продолжала не останавливаясь подниматься по лестнице, гордо расправив плечи. Она заплакала, только когда вошла в спальню и закрыла за собой дверь.

     Когда она утром спустилась в гостиную, Слейд уже уехал. Ночь он провел на диване. Постельного белья на нем не было — вряд ли он пользовался им, — но от подушек исходил слабый аромат его туалетной воды.

     Бессознательно она сделала глубокий вдох, и тут же мурашки пробежали по всему телу. Вряд ли ей удастся когда-нибудь вдыхать этот запах, не вспоминая о нем.

     Не желая его.

     — Как собака Павлова, — пробормотала она. С этим необходимо что-то делать.