Два шага до рассвета - Неволина Екатерина

— Присоединяйся же к нам! Не медли! Это… так прекрасно! — воскликнула Жюли, протягивая ко мне руку.

Я почти что положила пальцы на ее ладонь, когда меня снова окликнули.

— Полина!

Мои приемные родители стояли вдалеке — такие потерянные и одинокие, что мне стало больно — точь‑в‑точь как тогда, когда я умудрилась простудиться, а потом лежала в постели, едва дыша, и мама поила меня горячим молоком с маслом и медом.

— Полина, я тебя люблю, ты же знаешь. Ты же не станешь такой, как они? Зачем они тебе? — спросила мама.

— Мы соскучились, возвращайся, а? Будь огурцом, — подмигнул мне папа…

— Знаешь, а у тебя, должно быть, вкусная кровь. — Неизвестно откуда взявшийся Ловчий облизнул свой палец и поднял глаза туда, где в нормальном мире находилось бы небо, а здесь был только сотканный из тьмы купол.

— Древняя кровь. Большая редкость в наши дни, — добавила рыжеволосая женщина.

— Потанцуй с нами, — снова попросила Жюли. — Знаешь, когда Сергея застрелили, вокруг было столько крови…

— Твоя кровь спасет нас, — серьезно продолжила мать.

Кровь, кровь, кровь, кровь…

Боже мой, как же я устала! Они что, серьезно решили свести меня с ума?!

Я закрыла глаза и стояла так, пока не почувствовала на своем плече чье‑то прикосновение.

— Это просто сон. Бывают, девочка, и просто сны, — сказал мне хриплый глухой голос.

Я взглянула. Все те, кто только что толпился перед моими глазами, исчезли. Теперь передо мной стоял лишь один человек. Это был мужчина с длинными — до самых плеч — черно‑серыми волосами и мрачным, несколько уставшим лицом с горбатым, похожим на клюв хищной птицы носом. Мне показалось, что где‑то я уже видела его, только вот где?…

— Теперь я сторожу тебя, им до тебя не добраться, как бы они ни хотели, — он чуть склонил голову набок и изучающе посмотрел на меня.

— Вы кто? — спросила я, мельком отмечая, что в знакомом незнакомце есть что‑то странное… Наверное, не меньше минуты мне потребовалось на то, чтобы осознать, что именно, а когда я это поняла, едва удержалась от возгласа удивления. Дело в том, что его одежда постоянно менялась. На нем было то нечто вроде короткой юбки и высоких сандалий, мгновение — и эта одежда преображалась в длинный плащ, еще мгновение — и плащ плавно перетекал в смокинг с рубашкой и бабочкой. Ткань, если это, конечно, можно было назвать тканью, казалась живой, движущейся… Сменялись костюмы. Эпохи скользили по нему быстролетной тенью. И только лицо — серьезное и даже суровое — оставалось неподвижным.

— Погоди. Ты еще не готова. Мы обязательно поговорим. Попозже, — пообещал он, встряхнув черно‑седой головой так, что длинные волосы рассыпались по плечам нечесаными прядями… Где же я все‑таки видела его?…

Он оскалился — иначе чем оскалом его улыбку нельзя было назвать.

— Это не важно. Всему свое время. А пока я храню твой покой, — сообщил он.

И я проснулась.

В первый миг я не узнала комнату, в которой очутилась. Старый диван, потертые обои… Рядом со мной был Артур. Он держал меня в объятьях.

— Тебе снилось что‑то плохое? Ты спала очень беспокойно, — сказал он. — Я думал, не разбудить ли тебя, но ты вдруг успокоилась и затихла.

— Да, все хорошо, — прошептала я, чувствуя, что мои щеки розовеют.

Мы лежали с ним обнаженные, тесно прижавшись друг к другу.

«Ты не жалеешь?» — спросили его глаза.

И я улыбнулась. Конечно же, нет.

Несколько дней промелькнули, как кадры в кино. Слишком хорошо. Слишком ярко. Слишком быстро.

В холодильнике оказалось полным‑полно продуктов, в том числе — целая полка, заполненная пакетиками для Артура.

А в одном шкафу обнаружился пакет маленьких плавающих свечек из «Икеи». Вечерами я расставляла их по всей комнате. Получалось очень красиво и празднично.

Мы сидели на полу, на вытертом дурацком ковре. Я жадно ела ярко‑желтый сыр, испещренный дырками и похожий на поверхность планеты — как их рисуют в учебниках, Артур пил свой коктейль. Мы смотрели друг на друга и говорили. Или молчали. Время словно обтекало нас. Мы были как звезды, как камни. Постоянные в вечно изменчивом мире.

Мы стали друг для друга новыми неизведанными вселенными, и каждое прикосновение вдруг становилось великим открытием и настоящим подарком. Я словно попала в заколдованный дом, существующий сам по себе, где нечего было бояться и можно позабыть обо всем, что лежит где‑то за его стенами. Да и полно, действительно ли лежит? Может, там ничего и нет — только великая пустота, а единственная реальность здесь. Это темно‑вишневые глаза Артура, теплая улыбка, ласковый голос, осторожные прикосновения его рук…

И я действительно позабыла обо всем. И о приемных родителях, и о школе, и о вампирах.

Два раза приходила старуха. Приносила продукты и ухмылялась, многозначительно поглядывая на нас. Мы с Артуром переглядывались, словно застигнутые врасплох сообщники, и нетерпеливо ждали, когда же она уйдет. Нам не нужен был никто и, когда дверь за ней, наконец, захлопывалась, мы тут же бросались друг другу в объятия, соскучившись друг по другу так, как будто не виделись годы.

Даже страшные сны отступили прочь. Я не увидела ни одного кошмара с той самой ночи, когда мы впервые заснули в этой квартире. С тех пор мне вообще ничего не снилось, по крайней мере, я уже не помнила об этом наутро, и у меня начало возникать ощущение, что я нахожусь в странном коконе, как будто я — письмо, и меня положили в плотный конверт, надписанный «до востребования, при необходимости вскрыть». Эта мысль все чаще и чаще приходила мне в голову, нарушая царящую в квартире идиллию. Я чувствовала себя какой‑то неправильной и никак не могла выбросить из головы это беспокойство. Оно, будто из неоткуда, всплыло где‑то на пятые сутки нашего с Артуром добровольного заточения и сразу испортило все. Тревога не оставляла меня даже в объятиях Артура.

Я видела, что он замечает мою нервозность и ищет ее причины в себе, стараясь быть со мной особенно нежным и деликатным. Но и это странным образом раздражало меня. Временами мне казалось, что в меня вселяется демон. Артур же не давал мне повода для ссоры, умело уходя от конфликта. И это тоже раздражало меня.

И вот как‑то, не в силах сидеть без дела в четырех стенах, я вышла на балкон и встала у перил, дыша холодным осенним воздухом. Сквозь сетку голых ветвей деревьев виднелось бледно‑голубое пустое небо.

— Полина, что с тобой происходит? — окликнул меня Артур из комнаты.