Пляска богов - Робертс Нора

— А… Мы с Хойтом утром уже прочесали лес. Уничтожили троих.

— Я же не сказал «охотиться». Прогуляться. Просто прогуляться. До захода солнца еще далеко.

— Ах да…

— Надень рубашку или куртку. Пойдем на кухню, захватим тебе что-нибудь. И заодно возьмем коробку печенья.

Какое непривычное ощущение, подумала Блэр, — гулять по полям под лучами послеполуденного солнца. Без всякой цели. Не преследование, не разведка, не охота — просто прогулка. Вооружившись мечом, дротиком и печеньем.

— А ты знаешь, что Хойт останется здесь с Гленной, когда все закончится?

Откусив печенье, Блэр бросила на Ларкина удивленный взгляд.

— Здесь, в Ирландии? Кто тебе сказал?

— Мы поговорили с Хойтом, когда ухаживали за лошадью. Да, здесь, в Ирландии. В этом доме. Киан подарил им его — и землю тоже.

— Киан отдал им дом? — Блэр откусила печенье. — Невероятно. Я знаю — то есть слышала, — что некоторые вампиры отказываются от крови. Человеческой крови. Ходят слухи, что кто-то из них живет среди нас, совсем как люди, не убивая. Но я никогда не верила в эти легенды.

— Притворяться человеком и быть им — разные вещи. Что касается Киана, то я доверяю ему больше, чем большинству людей. Наверное, все дело в том, что он прожил долгую жизнь.

— Скажи это Лилит. Она в два раза старше его.

— У демонов тоже должен быть выбор, правда? Пойти тем путем или этим. И каждый поступает по-своему. А ты вернешься в Чикаго, когда все закончится?

— Не знаю. — При мысли об этом у нее по спине пробежал неприятный холодок. — Наверное, уеду в другое место. Возможно, немного поживу в Нью-Йорке.

— Там, где Гленна. Она показывала мне картинки. Может, немного побудешь в Гилле? Устрой себе каникулы.

— Каникулы в Гилле. — Блэр покачала головой. — Красиво звучит. Может быть. Несколько дней. — Все равно ее возвращения никто не ждет.

Они дошли до кладбища и разрушенной часовни. Здесь вовсю цвели цветы, а в высокой траве шуршал ветер.

— Тут лежат мои предки. Странное чувство. Никто не рассказывал мне о таких далеких корнях.

— Тебе грустно?

— Не знаю. Может, немного. Хойт привел меня сюда, чтобы показать, где мои истоки. — Блэр коснулась каменной плиты с увядшим букетом, который она положила несколько дней назад. — С Нолы и началась наша семейная традиция. Она была первой. Наверное, один из ее детей стал охотником. Не знаю, кто именно, да и, наверное, никогда не узнаю. Но точно один из них.

— Ты изменила бы это, если бы могла? — Ларкин обнял ее за плечи.

— Нет. — Она посмотрела ему в глаза. — А ты можешь отказаться от своего дара?

— Нет, даже за все золото Зеленых Гор. Особенно теперь. Потому что теперь совсем другое дело. Когда ты будешь в Гилле, — сказал он, продолжив путь, — я повезу тебя в Фэйри-Фоллз. Устроим там пирушку.

— Опять про еду. — Блэр достала печенье и сунула ему в рот.

— Будем плавать в озере — там вода чистая, как хрусталь, и теплая. А потом я буду любить тебя на мягкой траве, а радом будет греметь водопад.

— И про секс.

— Еда и секс. О чем еще так приятно мечтать?

«Да, в чем-то он прав», — признала Блэр.

И нельзя отрицать, что незатейливость этой полуденной прогулки оказалась неожиданным подарком, гораздо более ценным, чем можно было предположить.

— Синий, — сказала Блэр. — Мой любимый цвет.

Ларкин коротко улыбнулся, взял ее за руку и больше уже не отпускал.

— Посмотри, какой чудесный вид.

Она увидела Гленну и Хойта, застывших в объятиях друг друга на аптекарском огороде. Вокруг них все цвело, залитое солнечными лучами. Рядом с Гленной стояла корзинка с собранными травами, а сама она крепко прижималась к Хойту.

— Слышишь пересмешника? — спросил Ларкин, и Блэр тоже услышала веселую трель.

В этой минуте чувствовалась какая-то спокойная простота, неуловимая и в то же время вечная. «Настоящее чудо, — подумала Блэр, — такая обычная вещь, соединение двух сердец посреди всего этого ужаса».

Она поняла, что только здесь поверила в чудеса.

— Именно поэтому мы победим, — тихо сказал Ларкин.

— Что?

— Поэтому они не смогут одолеть нас. Мы сильнее их.

— Не хочу портить тебе настроение, но физически они гораздо сильнее обычного человека.

— Физически. Но не все решает грубая сила, правда? И никогда не решала. Они хотят разрушить, а мы — жить. Жажда жизни всегда сильнее. И у нас есть любовь. — Он кивнул в сторону Гленны и Хойта. — Любовь, доброта, сострадание. Надежда. Что еще заставляет людей в такое время давать друг другу клятвы, твердо надеясь сдержать слово? Понимаешь, мы никогда не откажемся от всего этого. Не позволим лишить нас этих чувств. Именно поэтому мы и собрались вместе, и мы не отступим.

Он услышал смех Гленны, и он как будто подтвердил истинность его мыслей, вселил надежду.

Ведьма и маг направились к дому.

— Ты думаешь, Блэр, что враг тоже не отступит. Конечно, они не остановятся, только это ничего не меняет. В пещерах я видел людей в клетках. Одни были сломлены, подавлены, напуганы и ждали лишь смерти. Другие же трясли клетки и проклинали своих тюремщиков. Выпустив пленников, я увидел на некоторых лицах не только страх, не только надежду. Но и жажду мщения.

Ларкин повернулся к девушке, и она заметила, что именно это чувство сейчас отразилось на его лице.

— Сильные помогали слабым, — продолжал он, — потому что именно так поступают люди. В ужасные моменты проявляется все самое худшее и самое лучшее, что есть в человеке.

Блэр задумалась.

— Меня учили, — сказала она, шагая рядом с Ларкином, — полагаться только на себя. И больше ни на кого. Ты ведешь битву один с начала до конца — только бой никогда не заканчивается.

— Значит, ты всегда одна? Но почему? В чем смысл твоего существования?

— В победе. Выйти из боя живым, убив врага. Черное и белое. Никакой игры на публику, никаких ошибок или отвлечений.

— Кому по силам такая жизнь?

— Моему отцу. Он так жил. И живет. После того как… когда я осталась одна, то некоторое время жила с теткой. Она смотрела на все немного иначе. Разумеется, главное — победа, потому что проигравший умирает. Но не только. Еще есть и жизнь. Семья, друзья. Кино, пляж.

— Прогулки под солнцем.

— Да. Ей это помогало — ей и ее семье.

— Ты тоже была ее семьей.

— Да, она всегда относилась ко мне как к родной. Но меня учили другому. Может быть, именно поэтому ее философия мне не помогала. Я… однажды у меня был любимый мужчина. Мы клялись друг другу в вечной любви, но не сдержали своих обещаний. Он не мог оставаться со мной, собрал свои вещи и ушел. Потому что когда он узнал, кто я, это не просто потрясло и испугало его. Он испытал отвращение.