Мой ласковый и нежный мент - Мельникова Ирина

Денис тряхнул головой. Нельзя сейчас вспоминать о мертвых! Людмила жива, непременно жива! Ведь он так и не успел сказать ей о своей любви! Он заскрипел зубами от непомерной горечи. Тупая, примитивная скотина! Ну что ему стоило еще тогда, в новогоднюю ночь, признаться ей в том, что страдает и любит ее, и ночами не спит, и под окнами уже тропку протоптал, только вот проклятая гордыня да, возможно, еще осторожность мешает. Обжегшись раз на молоке… Он вздохнул, в который раз окинув взглядом реку и противоположный, более пологий берег… Никого! Ни единой живой души!..

Он вскарабкался повыше и увидел, что камни почти вплотную подходят к берегу. Балансируя руками, оступаясь и скользя на мокрых валунах, Барсуков преодолел каменную запруду, почти перегородившую реку. Оставалось перепрыгнуть через узкий, метра в полтора шириной, но мчащийся с ужасающейся скоростью поток воды. Он слегка присел, изготовившись к прыжку, и вдруг поймал боковым зрением почти незаметное для глаза движение слева от себя. Стремительно оглянулся и увидел волка, пытавшегося справиться с буйным потоком и вместе с тем не выпускавшего из зубов край куртки, помогая Людмиле оставаться на плаву. Сама женщина, судя по всему, уже из последних сил держалась на поверхности: из воды выглядывала лишь ее голова, да иногда взлетала вверх рука, видно, все еще старалась помочь Темуджину выгрести на мелководье.

Денис не помнил, как очутился на берегу и, схватив первую подвернувшуюся под ноги лесину, устремился к воде… Темуджин был уже у самого берега, но когда Денис, бросившись к ним, ухватил Людмилу за воротник куртки и потянул ее к себе, испуганно метнулся в сторону, и поток тут же подхватил его, закрутил, ударил о камни…

– Темуджин! – закричал что было сил Денис, когда голова волка скрылась в воронке у подножия одного из валунов. – Темуджин! – опять прокричал он, но напрасно, волк не вынырнул, и Барсуков выругался яростно, во весь голос, отбросил от себя ненужную теперь лесину и склонился над Людмилой. Она была в сознании и смотрела на него полными слез глазами.

– Темуджин?.. – прошептала она едва слышно. – Темуджин… погиб?..

– Ну что ты! Выплыл твой Темуджин! – Денис встал перед ней на колени и принялся растирать Людмиле руки, пытаясь хоть немного согреть ее. Но она отстранила его, села и попыталась стащить с себя куртку. С трудом, но ей это удалось. Только отбросив вдруг ее в сторону, она уткнулась в колени лицом и зарыдала в голос. Денис обнял ее за плечи, потом привлек к себе. Женщина плакала у него на плече, повторяя как заклинание:

– Ну почему он не выплыл, почему же не выплыл?..

Денис гладил ее по спине, целовал в мокрую макушку и шептал:

– Твой волк – отменный пловец! И он непременно выберется! На то он и Темуджин!..

Целый час они поднимались по откосу вверх. Сначала сняли с дерева Алика, потом раз пять останавливались на более-менее пологих участках и по очереди старались рассмотреть в бинокль противоположный берег в надежде, что Темуджин все-таки справился с течением и выплыл. Людмила уже успела рассказать Денису, как спас ее волк, подрывшись под сарай, как порвал руку Алику. На что хмуро слушавший ее бандит бешено сверкнул глазами и пробормотал сквозь зубы, что Аллах наказал злобную тварь за его искалеченную руку, утопив волка в пороге.

– Заткнись, ублюдок! – прикрикнул на него Денис и повернулся к Людмиле: – Я уверен, что он выплыл, просто его очень трудно разглядеть среди камней, даже в бинокль.

Людмила печально улыбнулась и покачала головой.

– Возможно, вы правы, Денис Максимович. Будем надеяться, что все-таки выплыл…

Наконец они преодолели последний, самый трудный участок пути: мелкую осыпь, заросшую кедровым сланником, и Денис помог Людмиле вскарабкаться на крутой скальный карниз, с которого она слетела вниз. Потом пришла очередь бандита, который оставшиеся до вершины несколько десятков метров почти полз по камням, очевидно, сильно потянул ногу при падении, но мог с тем же успехом и притворяться, чтобы усыпить бдительность противника. Поэтому, чтобы не купиться на эту хитрость, Денис втянул его за шиворот наверх и приковал наручниками к толстому, выступающему над камнями корню огромного кряжистого кедра, росшего почти на самом краю обрыва. Затем поспешил вслед за Людмилой, но, услышав ее удивленный вскрик, припустил бегом, преодолел скопление камней, за которыми еще пару часов назад лежал, отстреливаясь, и тоже застыл в удивлении. А потом, выругавшись про себя, подошел ближе и поднял с земли обрывок веревки, которой также совсем недавно была связана Людмила. Ею же она привязала к дереву Надымова, которому самым необъяснимым образом удалось освободиться. Портфеля в камнях тоже не оказалось. И теперь, уже не стесняясь, Барсуков выругался вслух и принялся осматривать веревку более внимательно. Хмыкнул сердито и протянул ее Людмиле.

– Смотри! Перепилена! И весьма острым ножом, края не слишком разлохмачены… Но где он взял нож? – Он оглянулся по сторонам и вдруг с досадой хлопнул себя по лбу. – Придурок! Чего тут не понять! Видно, тот нож, что я в сторону отбросил, приземлился где-нибудь поблизости, вот этот подонок и воспользовался… – Денис огляделся по сторонам, потом посмотрел на Людмилу и огорченно вздохнул. – Как же я лопухнулся? Теперь он и вооружен, и при деньгах…

– Деньги и оружие, он, ясно, прихватил с собой… – Людмила прошла к палатке, заглянула внутрь. – Спальник тоже забрал и рюкзак с продуктами. Да, – она выпрямилась и посмотрела на Барсукова, – если он пешком решил удрать, вряд ли мы сумеем его быстро отыскать, а вот если на лошадях… – Она весело улыбнулась. – Мы его в два счета нагоним… Они подковами мох сдирают, да и сами следы разве только слепой не разглядит…

Денис посмотрел на ее улыбающееся лицо, радостно блестящие глаза, и сердце его мучительно сжалось. Еще совсем недавно он думал, что безвозвратно потерял ее. И готов был пожертвовать всем, чтобы только вновь увидеть эту ставшую для него единственной и неповторимой женщину живой и невредимой, пусть такой, как сейчас – чумазой, с синяками и ссадинами на лице, в изодранных о камни брюках и штормовке, с обломанными ногтями и просящими каши ботинками…

Она подняла в удивлении тонкие брови и посмотрела на него с едва заметной усмешкой в глазах. Точно так же она смотрела на него в тот день, когда он беззастенчиво пялился на нее из окна кабинета, а она мило улыбалась Стасу Дроботу. Именно тогда ему впервые нестерпимо захотелось обнять ее… А потом это желание не проходило никогда, хотя природная осторожность и здравый смысл всякий раз удерживали его от опрометчивого шага, пока не свела их вместе в тесном деревенском переулке незабываемая и безрассудная новогодняя ночь… Он нервно сглотнул, сцепил зубы и отвел глаза, чтобы не выдать взглядом, что испытывает сейчас, не показать, что рвется его душа на части, на мелкие кусочки, разлетается вдребезги, стоит ему только представить, как потянется ему навстречу эта смелая и отчаянная женщина, раскроет доверчиво губы и…