Главный свидетель - Браун Сандра

— В то самое утро, когда они собирались в Колорадо, отец сказал мне на прощание: «Прежде чем мы вернемся, ты уж постарайся и убери свою комнату так, чтобы мы могли тобою гордиться». — Так вот, они не вернулись и я, по-моему, продолжаю жить так, чтобы родителям было не стыдно за меня.

— Что ж, очень образно, но детали опущены.

— Благодарю. Тем не менее, может, сменим тему? Выберем что-нибудь попроще? Чтобы играть в «доктор — пациент» существует масса способов куда забавнее.

— Трудно разжиться одобрением со стороны мертвых, Кендал. Сомневаюсь, что человек может быть идеальным.

— А мне говорили, что может.

— И кто же?

— Мой муж.

Он взглянул на нее, и сердце Кендал чуть не оборвалось. Объятая паническим ужасом от содеянного, она лихорадочно соображала, как бы понатуральнее продолжить разговор, поскорее придумать удобоваримое объяснение.

— Я хотела сказать, что ты совершенно другой человек, совершенно непохожий на того, которого я называла «мужем» И который предал меня.

— И этот «мужчина» — я. Так или нет?

— Да, ты, — ответила она хрипло; — Ты сумел измениться даже за тот ничтожный промежуток времени, что мы находимся здесь. Более того, ты и отдаленно не напоминаешь парня, за которого я вышла замуж. Тот, другой — часть ночного кошмара, который творился давно и в другом месте.

Некоторое время он смотрел на нее в упор, прежде чем возобновить дискуссию:

— Ты начала лгать с того самого момента, как рассказала о гибели родителей, правда?

— Я не лгу.

— Мне кажется, означенный пункт даже не нуждается в обсуждении, Кендал. В этой области у тебя просто нет равных.

— Ну уж если бы я оказалась такой лгуньей, какой ты силишься меня изобразить, тебе бы в жизни не догадаться, что я лгу.

— Да нет, ты же не только лжешь, иногда и реальные факты сообщаешь. Вероятно, такой профессионализм достигается годами упорной практики.

— Мне просто всегда хотелось приукрасить события. Еще совсем маленькой девочкой… мне хотелось усовершенствовать, что ли, окружающий мир, привести в соответствие с душевными запросами. Вместо своих погибших родителей я придумала других, загадочных, и снабдила их фантастическими биографиями. Согласно моей версии, важные события не позволяли им жить вместе со мной.

В один прекрасный момент я решила, что мои родители — кинозвезды, которые хотят спасти меня от Молоха под названием Голливуд. На следующий год посчитала, что они — исследователи Северного полюса. Затем я начала утверждать, что папа с мамой — миссионеры и работают за «железным занавесом», а заодно выполняют опасную работу по заданию ЦРУ.

— Вот это воображение!

Она улыбнулась лукавой доброй улыбкой и добавила: — Мое воображение не слишком пришлось по нраву школьным учителям. Обычно меня наказывали, поскольку принимали мои фантазии за ложь, а я всего лишь хотела изменить обстоятельства, которые мне казались несправедливыми.

— А как там дальше, в отрочестве? Если ситуация, на твой взгляд, становилась невыносимой, то как ты поступала?

— Например? — осторожно поинтересовалась она.

— Очень просто. Если бы твоего мужа поразила амнезия и он забыл, как складывались ваши взаимоотношения на самом деле, ты сказала бы ему правду или соврала?

На глаза Кендал навернулись слезы. Она печально покачала головой:

— Ты прав. Слишком уж много пришлось обманывать. Но только для того, чтобы приукрасить действительность. Впрочем, признаю, иногда я, таким образом, добивалась какой-нибудь своей цели.

Она задумчиво взъерошила его волосы, коснулась ресниц, губ.

— Хотя вряд ли все можно выдумать. В любви, например, не обманешь. Я бы не смогла притворяться. Даже страдая от амнезии, ты бы узнал правду, ведь так? Ты бы ее почувствовал. Послушай, как бьется сердце. — Она приложила его ладонь к своей груди. — Когда амнезия отступит, ты, возможно, начнешь страдать другой ее разновидностью, то есть забудешь все то, что произошло после аварии. И время, которое мы провели вместе в этом доме.

Кендал приблизила к себе его лицо и, наклонившись, прошептала:

— Но если память о прошлом так и не вернется, помни — пока мы жили здесь, я тебя любила. — Словно в подтверждение своих слов она нежно поцеловала его в губы.

Джон не замедлил ответить, и вот уже они слились в долгом сладострастном, зовущем поцелуе. Он принялся ласкать ее — податливую, томную, влекущую. Она словно бы невзначай, коснулась коленом его паха.