Очищение смертью - Робертс Нора

– Это я виноват. Не знал, куда точно мне идти, вот и оказался здесь. Я у вас никогда раньше не был. Тут столько места…

– Плюс к тому еще и шумно и полно плохих парней. Чем я могу вам помочь?

– Я принес записи, которые вы просили.

– О! Спасибо. Я могла бы сама за ними заехать.

– Я… Честно говоря, мне хотелось развеяться немного, съездить в центр, – признался он. – Можете уделить мне минутку?

– Конечно. Мой кабинет – за углом. Э-э-э… Может, хотите чего-нибудь? – Ева протянула ему банку пепси, моля бога, чтобы он отказался. Ей не хотелось еще раз связываться с автоматом.

– Я с удовольствием выпил бы кофе. Я сам…

– У меня есть кофе в кабинете, – остановила его Ева, когда он шагнул к автомату.

Она провела его по коридору и вошла вместе с ним в загон, где Дженкинсон орал в телефон:

– Слушай ты, гребаная задница, хорек недоделанный, дашь наводку, получишь бабло. Я что, похож на идиота? Чем я тут, по-твоему, занимаюсь? Себя ублажаю? Смотри, к тебе нагряну, ты жизни не обрадуешься!

– Гм, – сказала Ева. – Рабочая обстановка. Извините.

– Вы забыли сказать, что здесь не только шумно и полно плохих парней, но и весьма живописно.

– Да, наверное, вы правы. Вам с чем кофе?

– Мне просто черный, спасибо. Лейтенант, я принес записи о крещениях.

– Да, вы так и сказали.

– И я собираюсь передать их вам.

– Да, все правильно.

– Я отдаю их вам без разрешения. Вышестоящих, – пояснил отец Лопес, когда Ева повернулась к нему с кружкой кофе. – Они, конечно, готовы сотрудничать со следствием, но опасаются отрицательной реакции, шумихи. Они сказали, что примут этот вопрос к рассмотрению. Но это часто означает…

– В день святого «никогда»? – догадалась Ева.

– Примерно. Я сам взял записи.

Ева протянула ему кружку.

– Значит, вы стали осведомителем. Кофе – достаточная плата?

Отец Лопес тихонько засмеялся.

– Да, спасибо. Мне нравился… Лино. Очень нравился. Я уважал его работу, мне нравился его энтузиазм. Я был в ответе за него. Я не смогу этого понять, не пойму, что мне делать, пока не узнаю, кем он был и почему сделал то, что сделал. Я должен вести свою паству. Я должен что-то отвечать, когда прихожане приходят ко мне, расстроенные и встревоженные. «Мы женаты перед Богом?» «Мой ребенок был крещен?» «Мои грехи отпущены?» И все потому, что этот человек выдавал себя за священника.

Он сел и отпил кофе. Потом опустил кружку и изумленно уставился на Еву. Медленно отпил еще глоток. Его щеки порозовели.

– Никогда в жизни не пробовал такого кофе.

– Наверное, потому что вы никогда не пробовали настоящего кофе. Это не соевый, не морковный, не заменитель. Это настоящий кофе. Я знаю, где его достать.

– Благослови вас Господь, – сказал Лопес и отпил еще.

– Вы такое раньше видели? – Ева показала ему распечатку с рисунком татуировки.

– О да! Это татуировка молодежной банды. Но банда давно распалась, кое-кто из моих прихожан были ее членами. Они до сих пор носят татуировку. Некоторые гордятся ею, другие ее стыдятся.

– У Лино была такая наколка. Он ее вытравил перед приездом сюда.

Взгляд отца Лопеса помрачнел.

– Вот как. Значит, он здесь родился. Он вернулся домой.

– Мне нужны имена людей, у которых есть эта наколка. Тех, кого вы знаете. – Когда он закрыл глаза, Ева шутливо добавила: – А я угощу вас еще кофе.

– Нет, но спасибо за предложение. Лейтенант, те, кто пережил то время и не сидит в тюрьме, стали старше, у них есть работа, семья, своя жизнь.

– Я не собираюсь вмешиваться в их жизнь. Если только один из них не убил Лино.

– Я дам вам имена тех, кого знаю или могу узнать. Но дайте мне время до завтра. Трудно идти против того, во что я верю.

– Меня устроит завтра.

– Вы думаете, Лино был плохим человеком? Вы считаете, что он когда-то убил Флореса и надел его сутану, присвоил себе его жизнь, его имя. И все-таки работаете, не покладая рук, чтобы узнать, кто убил Лино. Я это понимаю, я это ценю. Сделаю для вас что смогу.

Когда он начал подниматься, Ева спросила:

– Чем вы занимались, прежде чем стать священником?

– Работал в баре своего отца и боксировал. Какое-то время занимался боксом профессионально.

– Да, это я проверила. Вы одержали немало побед.

– Я обожал спорт. Бокс, тренировки, дисциплину. Что я чувствовал, когда выходил на ринг, это непередаваемо. Я мечтал повидать большие города, мечтал о славе и богатстве.

– И что заставило вас изменить свои намерения?

– Была женщина. Девушка. Я любил ее, и она меня любила. Она была красивая и такая чистая… неиспорченная. Мы должны были пожениться. Я экономил деньги, откладывал чуть ли не каждый цент с выигранных матчей. Чтобы мы могли пожениться и жить своим домом, отдельно от родителей. Однажды, когда я был на тренировке, она отправилась в город из дома своих родителей. Она несла мне обед. Мужчины – их было трое – увидели ее. Они ее взяли. Два дня мы ее искали и наконец нашли. Они бросили ее на берегу реки. Задушили. Сначала они ее изнасиловали и избили, а потом задушили и бросили голой на берегу реки.

– Мне очень жаль.

– Никогда я не знал такой злобы. Она была даже больше горя. Злоба, ярость, желание отомстить за нее. А может, за себя самого. Разве тут можно знать наверняка? Два года я жил этой ненавистью. А еще выпивкой и наркотиками. Мне все годилось, лишь бы заглушало боль, а злость не ослабевала.

Я потерял себя в этой злобе. А потом их нашли. Нашли, когда они сделали это с другой девушкой. Я собирался их убить. Я все продумал, спланировал. Я это во сне видел. У меня был нож… хотя вряд ли мне удалось бы подобраться к ним так близко, чтобы пустить его в ход. Но я верил, что у меня все получится. И я бы это сделал. А потом она пришла ко мне. Моя Анна-Мария. Вы верите в такие вещи, лейтенант? В чудо, в явление, в Дух Святой?

– Я не знаю. Но я верю в силу веры.

– Она сказала мне, что я должен дать ей уйти, что это грех – потерять свою душу ради того, чего уже нет. Она попросила, чтобы я отправился в паломничество к храму Святой Девы в Сан-Хуан-де-лос-Лагос. Я должен был написать образ – у меня были способности к живописи – Пречистой Девы и принести его в дар. Она сказала, что там я найду свою жизнь.

– Вы так и сделали?

– Я так и сделал. Я любил ее. Я поступил так, как она просила. Я проделал долгий путь. Я шел много месяцев. Останавливался по пути, находил себе работу, ел, спал… И одновременно, как мне кажется, я выздоравливал, обретал веру. Я написал образ, но у него было лицо Анны-Марии. И я понял, когда преклонил колени перед алтарем и заплакал, что жизнь моя принадлежит Господу. Я вернулся тем же путем – шел много месяцев – и все накопленные деньги потратил на поступление в семинарию. Я обрел свою жизнь. И все же бывают ночи, когда мне снится, что она рядом со мной, а наши дети спокойно спят в своих постелях. Я часто спрашиваю себя, что это – благословение Божье за то, что я принял Его волю, или наказание за то, что сомневался в ней?