В огне - Ховард Линда

– Во всяком случае, интересно, – признала Дженнер. – Когда и куда отправляемся?

– Хм… К ответу на первый вопрос придется вернуться позже, а что касается «куда», то две недели в Тихом океане.

– Гавайи? Таити? Япония?

– О, намного южнее Японии. Разве кто-нибудь совершает круизы в Японию? Гавайи ли Таити. Или то, или другое. Или то и другое вместе. Не знаю. И там, и там хорошо, так что какая разница?

Дженнер рассмешили умозаключения Сид, но та была абсолютно права. Маршрут мог пролегать туда-сюда по озеру Эри, и все равно они бы поплыли, потому что это делалось во благо, а именно к благу подруги и стремились.

– Хорошо, я участвую. Рассказывай дальше.

По выразительному личику Сид разлилось облегчение.

– Слава богу, – выдохнула она, – я боялась, что придется отправляться одной. Папа заказал один из многокомнатных люксов, и, если я правильно поняла, у каждой из нас будет отдельная спальня. Предполагается, что это шикарное судно. На нем нет кают хуже, чем мини-люкс с балконом, а настоящих люксов намного больше, чем на любом другом лайнере в мире, во всяком случае, в настоящий момент.

– Какой компании он принадлежит?

– Не думаю, что какой-то одной компании. Скорей, консорциуму партнеров, потому что один из совладельцев, Фрэнк Ларкин, выступает в качестве распорядителя круиза. Папа его знает.

Неудивительно. Майкл Хэзлетт знает всех и каждого.

И все же две недели уединения, тишины и спокойствия всерьез манили. Она отоспится, увидит новые места – Дженнер обнаружила, что это ей нравится, – насладится великолепной пищей. С другой стороны, там будет множество вечеров таких же, как этот, вечеров, где общаются между собой богатые и сильные мира сего, те, кто только и может быть включен в очень эксклюзивный список пассажиров. Но в конце-то концов, теперь и она сама примкнула к богатым и влиятельным.

Две недели… Может быть, ей и не требуется так много тишины и покоя. Внезапно Дженнер встрепенулась.

– Не знаю, могу ли я находиться вне пределов досягаемости так долго, – сказала она.

– Глупая. Там во всех номерах есть телефоны и доступ в интернет. На большинстве судов имеется только интернет-кафе, а на этом повсюду беспроводная сеть.

Пока возможно добраться до компьютера, ничто не помешает ей контролировать ситуацию, так что Дженнер расслабилась. Она немного помешалась на том, чтобы постоянно быть в курсе дела, может, из-за того, что ее деньги не были заработаны, и в глубине души она опасалась, что они могут исчезнуть так же легко, как появились. Дженнер не страдала синдромом выжившего, но ее мучил комплекс слепой случайности.

– Может, мы встретим кого-то особенного, пока будем в море, – криво улыбнулась Сид.

– Ага, – подхватила Дженнер, – как будто лайнер не будет заполнен теми же людьми, которых мы давно знаем, и как будто среди них полно молодых, красивых, свободных, гетеросексуальных мужчин, нисколько не интересующихся тем, что мы с тобой на пару могли бы финансировать свою собственную небольшую страну.

Прикрыв рот рукой, Сидни закашлялась, чтобы скрыть смех:

– Какая же ты брюзга.

– Но зато совершенно права.

Улыбка Сид потускнела, став немного печальной.

– Возможно, только мы такие ненормальные. Кажется, больше никто не беспокоится, приобретая супруга за деньги. Просто через некоторое время каждый продолжает жить своей жизнью.

– А потом разводятся, – вставила Дженнер и сразу же пожалела о своих словах, потому что в крайне уязвимом двенадцатилетнем возрасте Сидни пережила развод своих родителей, чрезвычайно горький и ожесточенный, и это, безусловно, сыграло свою роль в формировании ее неуверенности в ценности собственной личности в противовес ценности материальной.

И хуже того, меньше чем через год мать отказалась от опеки над Сид, передав девочку отцу, а сама умотала в Европу с новым мужем. Всю жизнь Сид преследовали эмоциональные потрясения и среди них – разорванная помолвка.

А вот Дженнер, наоборот, считала себя каменным сердцем. У нее, конечно, случались увлечения, и пару раз в молодости ей казалось, что она влюблена. Но только казалось. С тех пор как Дженнер выиграла в лотерею, она стала чересчур осторожна и никому не позволяла приблизиться к себе, и в этом, наверное, ей следовало упрекнуть саму себя, а не мужчин, которые, вероятно, проявили бы интерес, держись она более доступно. Возможно, это именно она не могла забыть о том, что была упаковщицей мяса, именно она считала, что никто не захочет ее ради нее самой.