Голливудские жены - Коллинз Джеки

— А, не помнишь меня? — Она злобно уставилась ему в лицо.

— Но почему я должен помнить?

— Почему? Ха! Почему? Да потому, жирная твоя задница!

Он положил газету.

— Погодите! С кем, по-вашему, вы разговариваете?

— С тобой, легавый, — сказала она, как плюнула.

— Я вас знаю?

— Из-за тебя меня заперли в тюрьму для малолетних на целый год. Значит, знаешь!

Только тут он заметил косящий глаз, и разом нахлынули воспоминания. И проститутка с детским личиком, которая пристала к нему как-то вечером, а когда он спросил, сколько ей лет, пнула его по ноге и сбежала. Он тогда позвонил Грейс Манн в отдел несовершеннолетних, описал ее внешность, место и оставил дело в ее опытных руках.

Грейс, как видно, довела его до конца.

— Помнится, ты сказала, что тебе восемнадцать.

— Ну, соврала! Делав! А из-за тебя они меня выследили и заперли на дурацкой ферме с оравой младенцев. Спасибочки, ковбой!

Он попытался подавить улыбку — она была так неистово сердита, и ему не хотелось давать ей повод для новой вспышки.

— Так ради тебя же, — сказал он.

— Мать твою! — ответила она и вдруг села к нему за столик. — Мой парень не пришел, так что можешь угостить меня кофе. Ты мне должен побольше паршивой чашки кофе! — Она утерла нос тыльной стороной руки и жадно поглядела на его бутерброд.

— Хочешь съесть чего-нибудь? — спросил он. Она выглядела таким заморышем, что ему стало ее жалко.

— Ладно, — согласилась она, будто делая ему великое одолжение. — Давай то же, что себе взял.

Он подозвал официантку, и та, налив ему кофе, пошла выполнять заказ.

— Как хоть тебя зовут? — спросил Леон.

— Ну, Джой. А тебе-то что?

— Я же покупаю тебе бутерброд. Так почему не спросить, кому именно?

Она подозрительно скосилась на него, буркнула: «Чертов легавый»— и накинулась на принесенный бутерброд с голодной свирепостью.

Леон смотрел, как она ест — на ее обгрызанные ногти, грязную шею, вихры крашеных оранжевых волос. Виду нее был малопривлекательный, но что-то в ней пряталось трогательное. «Она будит во мне отцовский инстинкт», — подумал он с иронией.

— Насколько я понимаю, с фермы тебя отпустили, — заметил он. — Надеюсь, я угощаю бутербродом не беглую каторжницу?

— Выпустили, — произнесла она с набитым ртом. — Куда им было деваться, когда за мной сестра приехала? И мне же теперь шестнадцать. Могу и сама о себе позаботиться.

— Уж конечно.

— А вот и да! — Она хитро посмотрела на него. — Спасибо тебе!

— Это почему же?

— Ну-у… Не наткнись я на тебя, ты бы не натравил на меня этих, которые детей ловят, и, может, я бы никогда не повстречала настоящих девочек. А на ферме я с ними со всеми перезнакомилась и много чего набралась.

Он вдруг подумал, что ему не следует сидеть с ней вот так. Он быстро подал знак официантке, прося счет.

— Куда ты? — спросила она.

— Домой, — ответил он, а затем добавил саркастически:

— Конечно, с твоего разрешения.

— А я думала, ты меня хоть подвезешь, — жалобно прохныкала она. — Только посмотри, как там льет.

Он оглянулся на большое окно. Дождь не утихал.

— Ас чего ты взяла, что мне с тобой по дороге?

— Послушай, если тебе не с руки, так подбрось меня до автобусной станции. Я к сестре еду. Она за городом живет, а так я на автобус опоздаю.

Он знал, что ему следует отказать ей, но какого черта? Он не на службе, а она совсем еще ребенок.

— Бери плащ, — сказал он со вздохом.

— Нет у меня плаща.

— В такую погоду?

— Кто же знал, что дождь пойдет?

Он заплатил по счету, снял плащ с вешалки в углу, хотел было надеть, но передумал и набросил его ей на плечи.

— Давай! — сказал он.

Они побежали через улицу. Джой сразу отстала, повизгивая под хлещущими струями.

— Давай! — повторил, повысив голос, Леон и открыл дверцу машины.

Она прыгнула внутрь, как сердитый щенок. Несмотря на плащ, она успела промокнуть насквозь.

Он включил мотор, а она тем временем настроила приемник на волну диско.

— Покурить дашь? — спросила она.

— Я бросил курить, — ответил он ворчливо. — И тебе советую.

— Вот сейчас и брошу! — огрызнулась она. — Житуха у меня райская, ну и на кой мне курево?

Он поглядел на нее и приглушил радио.

— Когда твой автобус?

Она помолчала, грызя большой палец и ерзая на сиденье.

— Когда? — повторил он, притормаживая, потому что дождь хлынул с новой силой.