Две причины жить - Михайлова Евгения

У Князева была одна подпольная привычка: он всегда носил с собой ключи от всех квартир и дома. Даже от той, на «Бауманской», где никто из них давно не был. Виктория бросилась в спальню, достала из большого ящика в шкафу все старые сумки. У нее свои привычки: она никогда не выбрасывает старые сумки. Виктория вывернула наизнанку штук пять немодных ридикюлей и наконец обнаружила простой ключ от английского замка.

Глава 21

У Князева была квартира на «Новослободской», где в первое время он и жил с Викторией. Но очень скоро ему понадобилось сменить адрес, он затеял длительный ремонт и переехал в апартаменты тещи. Там оказалось гораздо удобнее проводить «деловые» встречи, принимать людей, с которыми его не должны видеть вместе. Виктории было безразлично, кто к нему ходит, а Тамара, разумеется, присматривалась и прислушивалась. Она настолько его раздражала, что это стало своего рода вожделением. Ему даже снилось, как он ее насилует то на столе, то в ванной, на глазах у дочери. Но Князев знал, в каких случаях нужно себя контролировать. Однажды он вернулся домой раньше Виктории. В прихожей горел свет, а в ванной шумел душ. Вячеслав потянул дверь, она оказалась не запертой изнутри. Он стоял и ждал, пока Тамара выйдет из-под душа, потянется за полотенцем. И вдруг крепко сжал ее руки, притянул к себе. Если бы она начала вырываться, бороться, он обошелся бы с ней как с Викторией, как со всеми женщинами в своей жизни. Но она не шевельнулась. Она лишь посмотрела ему в глаза с таким презрением, с таким отвращением, что его руки ослабели сами собой.

— Пошел вон, подонок, — сказала Тамара, и он вышел из ванной.

В спальне Вики Князев метался из угла в угол минут пятнадцать. Он даже коснулся ладонью ящика стола, где держал оружие. Затем посмотрел на снимок, висевший над кроватью. Молодая Тамара высоко над головой поднимает маленькую Вику.

— Ненавижу суку, — вслух произнес он.

Наташка вошла в свою комнату с пакетом продуктов. Продукты, конечно, громко сказано. На самом деле в магазине она подходит только к тем полкам, у которых никого нет. И бросает, не глядя, пакеты с супами, засушенные макароны, которые нужно кипятком заливать, рыбные консервы. Она что, банкеты ему должна устраивать?

Наташка посмотрела на часы: шесть. Он уже ждет. Она неохотно стала заталкивать покупки в хозяйственную сумку. Опять хлеб забыла. Ну и перебьется. Пусть фигуру бережет. Наташка хмыкнула себе под нос. Кто-то открыл дверь ключом и вошел в прихожую. Знакомые шаги, знакомый скрип двери. Блондин! Наташка с радостным визгом выскочила в коридор и с разбегу прыгнула на спину.

— Блондинчик, где ты был столько времени? Я уж думала, тебя опять посадили.

— Привет, котенок.

Он стряхнул ее на пол и пропустил в свою комнату.

— Я ненадолго, Наташа. У меня работа. Нужно доделать. Пришел помыться, переодеться.

— Мойся! Я тоже с тобой в душ пойду. Ты ж хочешь, чтоб я тебя мочалкой потерла?

Наташка насмотреться не могла на Блондина. Она гладила его, целовала, пыталась расстегнуть то рубашку, то брюки. Он обнял ее.

— Наташенька, — прошептал он ей на ухо, — я сейчас не могу. Мне нужно уйти.

— Ты не можешь побыть со мной даже полчаса?

— Нет.

— Ты не хочешь?

— Знаешь, у меня такие дела… Короче, нет.

— Я так скучала, Блондинчик, я тебя очень ждала. Поцелуй меня. Я тебе не верю. Ты хочешь меня.

— Уйди. Ты мне мешаешь, — глаза Блондина стали жесткими.

— Ты что, — прошептала Наташка. — Как ты можешь? — у нее брызнули слезы. — Или ты шутишь?

— Я не шучу. Ты ничего не понимаешь. Отстань.

Наташка отступила на шаг и вдруг с громкими причитаниями бросилась к нему на грудь, прижимаясь мокрым от слез лицом, пытаясь поцеловать в губы, стараясь разжечь его страсть. Ей показалось, что ее сжали тисками. Он брезгливо вытряхнул ее за дверь, пробормотав: «Пошла вон!» Наташка застыла посреди коридора и из последних сил сдерживала вопль обиды и отчаяния. У нее на душе было черным-черно. Она влюбилась в своего Блондинчика.

Алиса долго мылась под душем, затем сушила феном волосы, расчесывала их, укладывала волнами. Она надела золотистую рубашку, поверх крестика на серебряной цепочке повесила рубиновое сердечко. Достала бесцветный лак и долго делала маникюр и педикюр. Села к столику, на котором лежал чистый лист бумаги.

Когда Блондин вошел в ее палату, она ясно и прямо посмотрела ему в глаза.