Мой ласковый и нежный мент - Мельникова Ирина

– Тоня, милая, но что же мне делать? – взмолилась Людмила и вновь заплакала. – Я же действительно почти десять лет на него убила… И вот результат, он променял меня на эту толстую и лохматую бабу. Неужели…

– Людка, сдурела, нашла о ком реветь! – перебила ее Антонина. – Да твой Вадик из породы еще тех вампиров. Присосется и живет за чужой счет припеваючи. Посчитай, сколько денег он из тебя вытянул за это время? Ты же ни разу в отпуске как следует не отдохнула, все на подработках каких-то. Тянешь изо всех сил, жилы рвешь, а из-за кого, спрашивается? Ты его чуть ли не грудью вскормила, взлелеяла, выучила, наконец, а он тебе вот-вот ручкой помашет… Сколько раз я тебе говорила: бросай его, пока не поздно, ничего хорошего из этого не получится!

– Подожди, но он ведь и слова еще не сказал, что мы должны расстаться! – спохватилась Людмила.

– Не сказал, потому что до конца еще в Лайзе не уверен. Думаешь, она не знает о ваших отношениях? Как же! У тебя же все на морде написано. Они в Туве долго пробудут?

– С неделю…

– Ну вот, через неделю он тебе как пить дать все по телефону доложит. Хочешь, я тебе заранее скажу, что он в свое оправдание блеять будет?

Людмила молча кивнула головой.

– Людочка, дорогая, – Антонина сложила руки на груди и слащаво улыбнулась, – ты должна меня понять и простить. Внезапно я встретил женщину, которая стала смыслом моей жизни, моей единственной и неповторимой любовью. Я боюсь ее потерять и поэтому вынужден, слышишь, вынужден поехать за ней на край света…

– Ну и черт с ним, – прошептала Людмила и отвернулась от подруги, – пускай на ком хочет, на том и женится. Мне и одной хорошо.

– Ну зачем же одной, – удивилась Антонина, – когда рядом такие кадры пропадают!

– Ничего они не пропадают, – огрызнулась Людмила, – не дадут им завянуть в одиночестве.

Тонька окинула ее задумчивым взглядом.

– Много я дураков на свете видела, но таких, как вы с Барсуковым, еще не встречала. Сохнете друг по другу, а все равно фасон держите. Не дай бог свою слабость показать. Только не слабостью это называется, а любовью. Пройдешь мимо, потом всю жизнь каяться будешь. Настоящая любовь человеку один раз дается, а остальное все так… увлечения…

– А ты уверена, что это действительно любовь, а не увлечение? Может, именно Вадим – моя единственная любовь, а я так бездарно ею распоряжаюсь?

– Господи, – взмолилась Антонина, – это ж какое терпение нужно, чтобы тебя в чем-то переубедить. И ведь прекрасно знаешь, что я права, но споришь, доказываешь… Тебе самой еще не надоело сопротивляться?

– Хорошо, не буду сопротивляться, – согласилась с подругой Людмила, – но только не советуй падать Барсукову в ноги и умолять: люби меня, как я тебя, и будем вечные друзья! Я на это под угрозой расстрела не пойду!

– Ну и ладушки, не ходи! – не расстроилась Антонина. – Он сам к тебе придет как миленький. А лучше всего, если ты у меня до вечера останешься. Он же обязательно зайдет вместе с Дроботом. Я его ужином пообещала накормить, если он Стаса сюда доставит. Вот и поможешь мне этот ужин приготовить.

– С ужином ты и одна управишься. – Людмила поднялась с дивана. – А я лучше домой пойду. Славка уехал, вот я и хочу в тишине посидеть, поработать спокойно…

– Давай проваливай! – рассердилась Тонька и бросила ей в руки шубу. – Я думала, хоть раз Барсуков тебя в нормальном обличье увидит, в платье, в шубе… А ты опять сбегаешь! Ну иди, иди, – махнула она рукой, заметив, что Людмила замешкалась на пороге, – мотай сопли на кулак, только потом не обижайся, что Надька Портновская ловчее тебя окажется…

Людмила посмотрела на заваленный бумагами стол и вздохнула. Сегодня ей удалось хорошо поработать, хотя мысли то и дело возвращались к утреннему разговору с Вадимом, а потом с Антониной… И, как ни странно, кроме обиды, она никаких других чувств не испытывала. И обида эта была не на Вадима, а, скорее всего, на саму себя, так бесталанно потратившую почти десять лет жизни на человека, который всегда был занят только своей персоной. И она знала об этом, но не хотела верить, убеждая себя, что он гораздо лучше, чем о нем думают. Или у нее просто в голове не укладывалось, что можно так бесцеремонно использовать любящего тебя человека для достижения своих, и только своих целей?

Она выключила свет и села прямо на пол у раскрытой печной дверцы. Обхватила колени руками, прижалась к ним щекой. Яркие всполохи огня играли на полу и на стенах, отодвигая темноту в глубь кухни. Раскаленные докрасна угли потрескивали и подмигивали синими язычками пламени. От печки тянуло жаром, и Людмила немного отодвинулась от огня. Темнота, обступившая ее со всех сторон, была чужой, неприветливой, и она еще сильнее почувствовала свое одиночество. Подбросив в печь пару березовых поленьев, она принялась наблюдать, как жадное пламя набросилось на них, и белая береста тут же почернела, закурчавилась от жара, задымила слегка и тут же вспыхнула с коротким выбросом искр и с треском, словно вскрикнула от боли.

Людмила судорожно перевела дыхание. Вот так же они сидели когда-то с Вадимом у затухающего костра, так же потрескивали, распадаясь, угли, а он говорил, что любит ее и не представляет дальнейшей жизни без нее. Она нахмурилась, припоминая: когда это было? Да, после второго курса, на летней ботанической практике… Тогда она не знала, что ответить, ведь Вадим был лучшим студентом факультета, гордостью института и вдруг обратил на нее внимание, на ничем не примечательную сокурсницу, которая никогда до этого ни с кем не дружила и даже побаивалась слишком пристальных взглядов мужчин. Но Вадим совсем не походил на других парней, шумных и слегка нагловатых студентов биофака. Большую часть своего времени они занимались спортом, устанавливали рекорды, зарабатывали грамоты и медали и потому лишь поплевывали на учебу с высоты чемпионских пьедесталов, зная наверняка, что никогда в дальнейшем жизнь свою с биологией не свяжут. Слава богу, икроножную мышцу от голеностопа научились отличать, и то ладно…

Да, Вадим не походил на них своей интеллигентностью, тихим голосом, вежливостью. Она никогда не слышала от него ни одного грубого слова, хотя и на ласковые он тоже был не слишком щедр. Но зато он умел вовремя сказать спасибо и так мило улыбнуться, заглянуть в глаза, отчего ее сердце тут же таяло, и она была готова выполнить все, что он ни попросит. Но только вот любила ли она его на самом деле? Разве кружилась ее голова так же, как при встрече с Барсуковым, и билось ли в запредельном режиме сердце? Нет, ни разу до встречи с Денисом ни о ком, даже о Вадиме, она не думала почти постоянно, не вставала и не засыпала с мыслями о нем, не вздрагивала от звука его голоса и не дрожала, как в лихорадке, стоило ему посмотреть на нее. И почему от одного взгляда на его руки или губы у нее пересыхает в горле и она почти теряет сознание, когда он прикасается к ней?.. И ей уже мало одних прикосновений и поцелуев…