Страх перед страхом - Малышева Анна

Татьяна их перечислила. Алексей выслушал ее и сказал, что у него бы никогда совести не хватило унести Иркины вещи. А уж тем более – дубленку Тани… И пусть на Катю тоже не думает – это, конечно, не очень объективно с его стороны, но он считает ее честным человеком.

Татьяна не стала возражать – ее гнев уже остыл, его сменило искреннее недоумение.

– Ладно, я поищу твои ключи, – пообещала она. – Только… Кто же в таком случае взял вещи?

Алексей спросил, нет ли следов взлома. А может она, уходя, как-то забыла закрыть дверь? Обе версии Татьяна сразу отвергла. Он вздохнул:

– Тогда я не знаю. Домовой унес.

И опять она не возражала. Ей вдруг захотелось плакать – женщина чувствовала себя облапошенной, глупой и одинокой. Выдержав паузу, чтобы справиться с дрожащим голосом, она спросила, когда же он, собственно, собирается подавать на развод?

– Это срочно? – нерешительно спросил Алексей.

– Да мне-то некуда спешить. А вот тебе…

– Я… Я сейчас так занят на работе, – выговорил он с запинкой.

– Понятно. Я тоже занята, самыми разными делами. Алеша… – Она назвала его так, и сердце у нее сжалось. – Вы в самом деле так давно меня обманывали? Полтора года?

Пауза. Она слышала в трубке его сдавленное дыхание. Потом он сказал, что это действительно продолжается уже давно.

– Почему ты мне не сказал?

– Я думал, что это несерьезно.

– А потом оказалось серьезно? Она беременна?

– Нет… Нет, – повторил он уже тверже. – Не в этом дело. Просто я… Я не могу даже объяснить… Мне тяжело было оставаться с тобой.

– После смерти Иры? – Она повысила голос. – Я напоминала тебе о прошлом, да? Но, Алеша…

Тот перебил ее, заявив, что и сам окончательно не разобрался в своих чувствах. Что она в чем-то права – пока не исчезла дочь, он даже не думал уходить к Кате, да и та никогда на этом не настаивала. Нельзя даже сказать, чтобы эти встречи с ней были единственной отдушиной для него…

– Я благодарен тебе, – сказал он очень тихо. – Мне с тобой было хорошо… Прости.

Татьяна плакала, молча глотая слезы. Она отвернулась к стене, чтобы никто не видел ее дрожащих губ и намокших, распухших от туши ресниц.

– Но когда исчезла Ирка, дома стало так пусто, – продолжал он, размеренно и безжалостно, вряд ли сознавая, какую причиняет боль. – И я впервые подумал, а что я тут делаю? Понимаешь, пришла эта мысль – что я тут делаю? А потом задумался вообще о многом. Почему я тут? Зачем? Кому я нужен?

– Мне нужен, – сдавленно откликнулась она.

– Я не заметил. – После паузы Алексей договорил: – Я не думал, что на Ирке так много держится. Что она нас связывает. А больше… Больше, пожалуй, ничего… Ты меня почти не замечала. Только понукала – иди туда, сделай это, собери свои вещи, иди ешь…

– Она тебя не понукает?

– Нет. С ней, понимаешь… – Он запнулся, застенчиво, почти как мальчишка. – С ней я чувствую себя человеком.

– А со мной? – запальчиво переспросила она.

– С тобой – никем, – последовал неожиданный ответ.

Татьяна задохнулась. Она даже не смогла ему ничего ответить. Алексей почувствовал, что перегнул палку, и стал прощаться. Он обещал позвонить – в самое ближайшее время. Хотя у него сейчас столько работы…

Она повесила трубку.

* * *

Ключи нашлись не на холодильнике, а на подоконнике кухонного окна. Она взяла их и осмотрела. Да, те самые, разумеется. Только на этой связке из всех трех не было вообще никакого брелока.

Она присела к столу и задумалась, поигрывая зажатыми в руке ключами. Она не слишком верила Алексею, что его новая подружка – женщина порядочная. Почему она должна этому верить? Она ведь с нею не знакома. Но теперь ей и самой казалось, что Алексей не мог ее обокрасть. Единственным, что он мог унести из квартиры, были его собственные вещи. И муж имел бы на это полное право. Но он не сделал этого – не имел возможности сделать. У него просто не было ключей. А кроме того, забрать, в преддверии лета, свою зимнюю шапку… Это же просто нелепо! Причем он оставил свою дубленку. Или ее оставили те, кто ее обокрал, – не позарились… Вещь была изрядно поношенная, засаленная на локтях. Татьяна все собиралась отнести ее в чистку, но никак не могла выкроить время. Предполагалось, что мужу будет куплена новая зимняя куртка, более соответствующая его служебному положению. С меховым воротником, хорошей фирмы… Однако теперь это была не ее забота.

Она мимоходом подумала, что всю жизнь ее раздражало, что приходится брать на себя заботу о супруге. От стирки его вещей до содержимого его карманов – он спокойно мог забыть дома кошелек, права, не говоря уже о каких-то мелочах. Она так привыкла опекать его в каждом движении, каждом поступке, что уже воспринимала это как нечто естественное, хотя и не переставала раздражаться по этому поводу.