Мечты о счастье - Райс Патриция

Аксель был вполне согласен с тем, что бассейн портит весь вид, но признавал его как временную меру, даже если он и представляет угрозу для ухоженной лужайки.

– Какие еще соседи? – спросил он беззлобно. – Чтобы до них добраться, надо пересечь рощу. Неужели вы проделали столь долгий путь ради одной только критики?

– Я проделала его ради воссоединения! Кто-то должен правильно заботиться о Констанс. Мои вещи все еще в машине, помоги внести их в дом. В понедельник я начну подыскивать себе жилье.

Вот тебе и на! Прикрыв глаза, Аксель пару минут боролся с желанием грязно выругаться. Вариантов было два: поселить Сандру в том крыле, что занимала Майя с детьми, или в его собственном, на этом островке безмятежности и порядка среди всеобщего хаоса. О нет, он не мог, никак не мог поместить Сандру в непосредственной близости от себя.

Глава 32

– Все спят! Ты уверен, что оно того стоило? – с тревогой спросила Майя, проскальзывая в жилую комнату с последней охапкой вещей Алексы.

Она и не представляла, сколько всего накопила за последние месяцы. Когда-то все ее имущество умещалось в одном чемодане. Те благословенные дни остались в прошлом.

– Как я могу быть уверен? – осведомился Аксель с оттенком мрачного юмора. – Не мог же я вытолкать Сандру в три шеи... а так хотелось!

Майя испытала сильнейшее желание задушить его в объятиях. Северный бог, а пребывает в таком трогательном замешательстве! Она была не прочь убаюкать его обещаниями, что все обернется к лучшему даже теперь, когда ему пришлось пожертвовать своим бесценным уединением. Но Аксель был давно уже не ребенок – это хорошо заметно по алчному блеску его глаз, стоило только подойти поближе. Майя приняла игривый вид.

– Давай поиграем в игру «Блудница явилась склонить к разврату». Разрешаю утром бесцеремонно выставить меня за дверь.

– Присвоив ребенка? – уточнил Аксель, глядя на Майю так, что по спине у нее пошли мурашки.

– Ну... мне некуда с ним идти, – признала Майя, направляясь к его комнате (а вернее, комнатам).

Они миновали элегантный кабинет, снабженный телевизором и баром, чтобы можно было с комфортом смотреть футбол, пока в гостиной идут мультики. Следующее помещение было переделано под гимнастический зал и битком набито тренажерами. Майе наконец стало ясно, откуда взялись все эти восхитительные мускулы, – наверняка Аксель и здесь работал до седьмого пота, уже в буквальном смысле слова.

Комната дальше по коридору была меньше других. Для чего бы ни предназначал ее дизайнер, Аксель устроил там гардеробную. Ворох погремушек, перекочевавших из комнаты Майи, добавлял сполох яркой краски к однообразному ряду дорогих костюмов, висевших строго в одном направлении. Свободного места хватало и здесь. Теперь его оккупировала колыбель, где Алекса спала задком кверху и лицом в подушку – едва научившись менять позу, она упорно засыпала даже не на животе, а на коленях. Аксель поправил на ней одеяльце. Он казался особенно громадным, склоняясь над колыбелью. Контраст между его габаритами и бережными движениями неизменно трогал Майю до слез. Вот и теперь сердце стеснилось, недвусмысленно намекая: все, назад дороги нет! Наверное, это было неизбежно. Быть может, это была любовь с первого взгляда, с первого шага его через порог «Лавки древностей», а позже любовь лишь росла и становилась все необъятнее. Она возросла вдвое в тот день, когда Аксель принял роды, и в ту ночь, в темной захламленной кладовой, которая на несколько мгновений стала раем...

Вот она, история ее гибели. Никакой наркотик не засасывает так, как любовь. Ни один так не сладок... и не горек на вкус. Вот почему сейчас, когда Аксель ввел ее в святая святых своей жизни, она одинока, как никогда прежде.

Потому что это его территория, как и весь дом. Все здесь принадлежит ему, в том числе она, Майя. Уже владея всем, он безжалостно присвоил еще и ее сердце. А у нее нет ничего, кроме ощущения полной и абсолютной беззащитности. Много лет, много долгих несчастливых лет она училась ничем не дорожить – когда на нее кричали за то, чего она не сделала, или за то, что сделала, не зная, что это плохо. И когда никто не вешал ее рисунки на стену. И когда никому не приходило в голову похвалить ее за хорошие оценки. Она освоила эту науку в совершенстве, вот почему ей было все равно, когда Стивен, уже зная, что она беременна, ни разу не удосужился позвонить ей в Уэйдвилл. Раньше она поступала как считала нужным, не заботясь о том, что это кому-то не по душе.