Загадай желание - Веденская Татьяна

– Вообще-то разница есть, – заявила Олеся. – Венки должны плыть, но главное, чтобы боги земли, воды и воздуха приняли наши просьбы и забрали венки себе. На следующий день их уже не должно тут быть.

– А куда они денутся? – усмехнулась рациональная Нонна.

– Разве это важно? – фыркнула Олеся, опуская свой венок в воду. Он закрутился на месте, а потом так и поплыл, не переставая раскручиваться, как заведенный, и Олеся вполне понимала почему. Ее последняя мысль была о том, что вообще-то она бы хотела, чтобы Померанцев тоже без нее бы не мог. Чтобы он ее полюбил. Она вдруг пожелала, чтобы он остался. Вот дура! Венок медленно пополз к берегу, заставив Олесю вздрогнуть, но потом подул ветерок, и она выдохнула с облегчением. Настал черед Анны. Она вышла к воде, залезла на свою ветку и провела рукой по воде.

– Холодная какая, – поежилась она.

– А какая она должна быть в мае месяце?

– Ну, да, – кивнула Анна и снова застыла в нерешительности. Она вдруг вспомнила их с Володей первый год, когда они были так сумасшедше прекрасно влюблены. Он взял ее с собой в тур по Волге, они стояли в капитанской рубке и смотрели, как перед ними расстилается река, а нос корабля разрезает воду напополам, оставляя глубокий след. И ветер бил ей в лицо, а Володя держал ее в своих объятиях, и она была в тот момент так отчаянно счастлива! Воспоминания об этом коротком моменте затмили все остальные желания и мечты, и, бросая венок, Анна вдруг отчетливо вспомнила, как они с Володей целовались на палубе, и она возмечтала о том, что было совершенно невозможно. Она захотела снова оказаться в Его руках и почувствовать Его дыхание около своего лица, и чтобы сердце застучало от неописуемого волнения, а голова пошла кругом от того, какое это счастье – быть вместе, какое это счастье – любить.

– Смотри, как поплыл! – воскликнула Олеся, глядя на цветочный венец, который уносил вдаль попутный ветер.

Анна вздрогнула и пришла в себя. И тут же пожалела, что забылась и не загадала ничего из того, что собиралась. Подумать только, какая глупость – мечтать об умершем муже, когда все, чего она хочет, – это хоть немного ожить.

– Ну что ж… – улыбнулась Женя. – Всем спасибо, все свободны?

– Я совсем не уверена, что знаю, чего на самом деле хочу, – покачала головой Олеся. – И как часто я сама себе желаю того, от чего потом плачу.

– Надеюсь, ты не загадала ничего… предосудительного? – с подозрением уставилась на нее Нонна.

Олеся ничего не ответила, только пожала плечами. Вступилась Анна:

– Уверена, мы все хотим одного – быть счастливыми.

– Да! – согласились все. – Счастье – вот чего нам всем не хватает. А уж что оно такое, что за зверь – неизвестно.

– Значит, счастья вам, женщины? – ухмыльнулась Олеся. – Ну, что – по домам, девчонки?

– По домам, – Анна оглянулась, заметив с сожалением, что темнота синего неба рассеивается. Ночь пошла на убыль, и круглая луна начала тускнеть, и белая дорожка стерлась с водной глади.

Уже потом, лежа дома в постели, Анна тихо плакала, стараясь не разбудить дочь, спящую на кровати напротив. Женька вернулась в свою съемную квартиру и тоже плакала, глядя на просыпающуюся Москву из своего окна. Олеся… той тоже было о чем поплакать. Померанцев ушел, его не было в ее квартире, когда она туда вернулась. Олеся вытирала слезы, стараясь думать позитивно и пытаясь убедить себя, что так будет лучше. Только Нонна не плакала, она уснула сразу, помня, что завтра ей вставать рано и ехать на дачу. Нужно было высаживать рассаду, к тому же не терпелось посмотреть, что еще взошло с прошлых выходных. Битва за урожай уже началась.

И на следующий день у каждой из них было слишком много проблем и забот, чтобы вспоминать о том, как они развлекались ночью. Но если бы они все же нашли время, пришли к своему дереву и посмотрели бы в воду, то увидели бы, что ни следа от четырех венков не осталось. Куда они делись? А кто его знает, действительно. Может быть, утонули? Скорее всего. И все же, их нигде не было видно. Что бы это значило?

Бабы – дуры, четыре штуки

Три дня – целых три дня, а точнее, семьдесят шесть часов и примерно двадцать восемь минут продержалась Олеся. До самой глубокой ночи понедельника. И все эти семьдесят шесть часов она была противна самой себе за то, что никак не может изгнать мысли о Максиме из своей головы. Она провела выходные дома, за уборкой своей захламленной квартиры, старательно уверяя себя, что – нет-нет-нет, она вовсе не потому убирается, что надеется снова увидеть тут Померанцева и хочет произвести на него благоприятное впечатление, хотя и запоздалое.