Загадай желание - Веденская Татьяна

– Что, закончили? – спросила она, с удивлением разглядывая ошарашенное лицо Жени.

– Нет, не закончили.

– Нет? А ты чего? За документами вышла?

Женя покачала головой и прошла дальше, к своему месту. Ноги были словно ватные. Она обрушилась на свое рабочее место и сидела так, глядя в окно, пока люди действительно не стали выходить с совещания. Она не знала, что делать. То есть, конечно, знала. Надо было бы встать, вернуться в комнату с карликом-вампиром, кинуть в лицо МММ обвинение и размазать его по стенке, вместе с его вызывающей доверие улыбкой и светом в синих глазах. Добиться того, чтобы его больше не было, чтобы он был уничтожен, как маркетолог и как мужчина. То, что он сделал, было исключительно недостойным, немыслимым. Мужчины так не поступают, так что… выбор был очевиден. Но Женя продолжала сидеть и смотреть в окно. Странная надежда, бессмысленная, абсурдная, не давала ей встать. Вдруг это все неправда? Вдруг это все потребовалось МММ только как трюк для совещания, вдруг он сейчас придет и скажет, что он все исправит.

– Женя, можно тебя на минуту? – раздался наконец его голос у нее за спиной. Он отводил глаза, не смотрел на нее.

– Зачем? – прошептала она. – Как ты мог?

– А что я должен был делать? Я не могу сейчас остаться без работы. Я купил машину в кредит. У меня такое положение, что я просто оказался припертым к стенке.

– К стенке? – вытаращилась на него Женя. – А что же будет со мной?

– Ну, а что будет с тобой? Я… я не знаю, найдешь другую работу. Я напишу тебе такие рекомендации, что будет еще лучше, чем сейчас. В конце концов, кто ты здесь – простой менеджер? Таких мест полно.

– Я не понимаю тебя. Ты не собирался мне как-то помочь? – уставилась она на него. – Вытащить меня?

– Ну, как же я могу тебя вытащить? – развел он руками. – Ты же понимаешь, я бы с удовольствием, но… что я могу сделать?

– Пойти и рассказать ему обо всем! – крикнула Женя, и слезы полились у нее из глаз.

– Я не могу, – покачал головой МММ.

Еще минута потребовалась Жене, чтобы окончательно осознать, что она не имеет для него никакого значения. Через минуту она вскочила и рванула к выходу под злые крики МММ.

– Он тебя и слушать не станет!

– Иди на хер! – пробормотала Женя себе под нос и распахнула дверь кабинета директора. Генеральный все еще сидел за столом, с бутылочкой уже почти без воды, и что-то читал с экрана своего планшета. Когда дверь открылась, он поднял холодный взгляд на раскрасневшееся Женино лицо и молча, насмешливо улыбнулся.

– Это я ездила за плиткой. А он бросил офис, – выпалила Женя.

– И что? – пожал плечами карлик, явно не поверивший ни одному ее слову.

– Я могу доказать это!

– Доказать? Что именно? Что вы, хрупкая девушка, поехали за плиткой, которая весит черте сколько? Может быть, вы еще и сами ее грузили? Вы что, держите меня за дурака? Вы ее даже не поднимете! Думаете, я не понимаю, что вам хочется удержаться на непыльной работе?

– Это не так! Я…

– Если вы не могли придумать ничего лучше, чем эту нелепую уловку про плитку, то вы, простите, дура. А уж дур нам тут точно не надо, поймите правильно.

– Да как вы смеете?! – вспыхнула Женя.

– А что вы сделаете, засудите меня? – усмехнулся генеральный и, так и не убрав похабную ухмылку со своего лица, встал и ушел из кабинета, оставив Женю в состоянии ступора.

Нонна всемогущая

Примирение – это всегда прекрасно. Это похоже на первый проблеск солнца после дождя и холодного ветра. До этого вы ходите, погруженные в обиду и раздражение, как в тугой липкий клей, из которого невозможно выбраться. Миллион раз вы обещаете себе не думать больше об Этом, но ни о чем другом думать просто не в состоянии. Перебираете в памяти то, из-за чего все испортилось, пытаетесь понять, что не так и, отдельно, в чем можете быть виноваты именно вы. Одни и те же диалоги снова и снова прокручиваются в голове, и даже просто молчать вам стоит огромных сил.

А потом случается – примирение. Оно начинается с улыбки. Или с какого-нибудь неожиданного доброго слова, шутки, над которой вы еще пытаетесь не смеяться, но уже не можете злиться по-настоящему. И объятия раскрываются, и на душе становится хорошо и светло, как в солнечное утро на опушке подмосковного леса.