Неженка - Филлипс Сьюзен Элизабет

Франческа нахмурилась, вспомнив, как все это было ужасно. Она знала, что секс должен быть чем-то большим, чем процесс, когда на тебя кто-то просто периодически наваливается, прикасаясь к самым интимным местам. Единственным чувством, сформировавшимся в ней в результате того опыта, был невыносимый страх. Она ненавидела свою уязвимость, обессиливающее осознание утраты контроля. Где же та таинственная близость, о которой пишут поэты? Почему она не способна почувствовать себя кому-либо близкой?

Наблюдая за взаимоотношениями Клоуи с мужчинами, Франческа еще в раннем возрасте поняла, что секс является таким же предметом торговли, как и все остальное. Она знала, что рано или поздно ей опять придется позволить мужчине заняться с ней любовью. Но она решила, что этот момент не наступит до тех пор, пока у нее не будет чувства полного контроля над ситуацией, а награда будет достаточно высока, чтобы оправдать неприятные переживания. Какой может оказаться эта награда, точно она не знала. Конечно же, не деньги. Деньги — это нечто понятное, само собой разумеющееся, об этом не стоит и думать. И не положение в обществе, поскольку оно досталось ей еще при рождении. Это нечто… то неуловимое нечто, которого не хватало в ее жизни.

Тем не менее, будучи по натуре оптимисткой, Франческа считала, что отрицательный сексуальный опыт может сослужить ей и хорошую службу. Многие из ее знакомых прыгали из постели в постель, в конце концов теряя чувство собственного достоинства. Она не прыгала ни в какие постели, хотя и была способна создавать иллюзию сексуальной опытности, обводя вокруг пальца даже свою мать, и при всем том оставалась равнодушной. В конце концов, это была эффектная комбинация, которая интриговала наиболее интересных представителей мужского пола.

Звонок телефона прервал ее мысли. Переступив через ворох отвергнутой одежды, она прошла по ковру и сняла трубку.

— Алло, это Франческа, — сказала она, усаживаясь в одно из кресел в стиле Людовика XV.

— Франческа, не вешай трубку! Мне нужно с тобой поговорить.

— Хорошо, если ты не станешь опять изображать из себя святого! — Скрестив ноги, она начала исследовать покрытые лаком ногти в поисках изъянов.

— Дорогая, я не хотел тебя так обидеть на прошлой неделе. — Тон Николаев был умиротворяющим, и она представила его сидящим за столом в офисе с выражением решительности на красивом лице. — Мне было очень тяжело без тебя, — продолжал он. — Прости меня, если я был не прав.

— Ты действительно был не прав, — заявила Франческа. — Действительно, Николас, ты вел себя как самодовольный тупица. Ненавижу, когда на меня кричат, и терпеть не могу, когда меня выставляют бессердечной роковой женщиной!

— Прости, дорогая, но я вовсе не кричал. Это ты была, как… — Он замолчал, по-видимому, пытаясь подыскать приемлемое выражение.

Франческа нашла изъян, который искала, практически невидимую щербинку на покрытом лаком ногте указательного пальца. Не вставая с кресла, она потянулась к туалетному столику за бутылочкой со светло-коричневым лаком.

— Франческа, дорогая, я подумал, может, ты захочешь поехать со мной в Хэмпшир в этот уик-энд?

— Извини, Ники. Я занята. — Пробка на бутылочке с лаком послушно повернулась под ее пальцами. Доставая кисточку, она бросила взгляд на бульварную газету, брошенную у телефона.

Стеклянная подставка, лежавшая на газете, увеличивала оказавшийся под ней кружок текста, так что буквы ее имени деформировались, как отражение в кривом карнавальном зеркале.

"Франческа Дей, очаровательная дочь представительницы международного высшего света Клоуи Дей и внучка легендарной кутюрье Ниты Серрителла, вновь разбивает сердца.

Последней жертвой неистовой Франчески стал ее постоянный в последнее время спутник, обаятельный Николас Гвинвик, тридцатитрехлетний наследник пивоваренного бизнеса Гвинвиков.

Друзья утверждают, что Гвинвик готовился объявить дату свадьбы, когда Франческа начала появляться в сопровождении двадцатитрехлетнего киноактера-дебютанта Дэвида Грэйвса…"

— Тогда в следующий уик-энд?

Франческа уселась в кресле поудобнее, отвернулась от газеты и вновь занялась ногтями.

— Вряд ли, Ники. Давай не будем усложнять себе жизнь!

— Франческа! — На мгновение показалась, что голос Николя задрожал. — Ты… ты говорила, что любишь меня. Я верил тебе…

На лбу Франчески появились морщинки недовольства. Она почувствовала себя виноватой, хотя ее едва ли можно было упрекнуть в том, что ее слова были неверно истолкованы. Держа на весу кисточку с лаком для ногтей, она приблизила подбородок к трубке.