Пышка с характером - Ларина Арина

– У меня и карманов-то нет, – вздохнула Маруся.

– Плохо, – резюмировала акушерка и пошла заполнять карту.

Маруся уже и сама поняла, что хуже некуда. Несмотря на хорошие анализы и замечательное самочувствие, она теперь постоянно ощущала, что одежда становится мала. Ткань давила и мешала дышать, казалось, лишнее резкое движение – и тонкий материал лопнет. Кроме того, неожиданно начала расти и без того большая грудь, что тоже совсем не радовало.

Виктор пока ничего не замечал, а Маруся решила, что не стоит делиться с ним своими опасениями. Меньше знает – крепче спит.

В пятницу вечером они сели в пригородный автобус и отправились в деревню Грызловку, где имела счастье проживать любимая свекровь. Название населенного пункта, как и цель поездки, положительных эмоций у будущей мамаши не вызывали. Она задремала, прижавшись к теплому Витиному плечу, и увидела во сне Раису Гавриловну с мордочкой отвратительного грызуна. Мама морщилась, скалила зубы, длинные и крепкие, как у бобра, и пыталась укусить Марусю за нос. Вздрогнув от страха, она проснулась и остаток дороги маялась, глядя на однообразный лес за окном, прерываемый скоплениями разноцветных домиков.

Посмотреть на приезд новой невестки собралась чуть ли не вся деревня. Раиса Гавриловна маячила на передовой в устрашающем ядовито-зеленом сарафане.

– Нас встречают, – гордо сказал Виктор и потянул жену на выход.

Маруся с изумлением смотрела на толпу, искренне недоумевая, чем вызвана столь многолюдная встреча.

– Делать им всем, что ли, нечего? – удивлялась она, озираясь по сторонам.

Виктор душевно расцеловался с матерью и, кивнув в сторону оробевшей Маруси, объявил собравшимся:

– Вот! Прошу любить и жаловать, моя новая жена – Марина.

Слово «новая» неприятно резануло слух. Марусе показалось, что это прозвучало как призыв сравнить ее с предыдущей супругой. Она старательно пыталась настроить себя на позитив, но говорливые односельчане вкупе с Раисой Гавриловной, похожей на гигантскую нарядную жабу, вызывали в душе смутную тревогу и тоску по бездарно потраченному времени. Визит вежливости, судя по суровому прищуру глаз Витиной мамы и ее резиновой улыбке, грозил перерасти в вооруженный конфликт. Маруся с некоторых пор очень трепетно относилась к собственному душевному равновесию, понимая, насколько необходимо это растущему внутри ее человечку. Предстоящее общение не обещало положительных эмоций.

Виктора хлопали по спине, плечам, обнимали, радостно орали в ухо последние новости и делились впечатлениями о супруге. Плохого никто не говорил, но и особых восторгов городская барышня не вызвала. Местные девки на выданье сразу обнаружили в ней множество недостатков, о чем и делились друг с другом громким шепотом, многозначительно переглядываясь и перемаргиваясь. Раиса Гавриловна, изобразив радость на лице, тонко и звонко завопила:

– Мариночка, как я рада! Заждалась, заждалась. – Она заграбастала Марусю и прижала к своему мощному торсу, обдав запахом дешевых духов.

– А мы все никак собраться не могли. Я так соскучилась, – зачастила Маруся, приняв игру.

Свекровь цепко схватила ее чуть повыше локтя, больно защемив кожу, и поволокла прочь от остановки, оглядываясь по сторонам и громко оповещая всех встречных:

– Витя с женой приехали! Вот радость-то!

Маруся послушно улыбалась, раскланивалась и подтверждала: дескать, да, счастье небывалое! Раиса Гавриловна тащила ее с такой скоростью, что Виктор с сумками даже отстал. Молодая жена заволновалась и начала упираться. Оставаться с любимой «мамой» наедине не хотелось. При очередной попытке зацепиться каблуками за мелкий гравий и загасить скорость, Раиса Гавриловна обернулась к ней и зыркнула так, что Маруся невольно начала перебирать ногами с удвоенным усердием.

Видимо, свекровь была поклонницей зеленых тонов, поскольку принадлежавшее ей хозяйство радовало глаз разнообразными оттенками данного цвета – от изумрудно-зеленого забора до болотно-травянистого дома. Пропихнув Марусю в калитку, украшенную оранжевым почтовым ящиком с проплешинами ржавчины, Раиса Гавриловна вызывающе задрала подбородок и сообщила:

– Вот, здесь я и живу. Здесь я вырастила Витьку…

Похоже, что на этом вводная ознакомительная часть заканчивалась. Маруся вежливо ахнула, изобразив восхищение, покрутила головой и произнесла именно то, чего от нее ждали:

– Красота какая… Какой у вас дом огромный. Наверное, вам вся деревня завидует?

Откровенная лесть. Маруся действовала интуитивно, но в силу отсутствия жизненного опыта не угадала. То ли ошиблась в интонации, то ли не дохвалила, но Раиса Гавриловна неожиданно насупилась и молча пошагала к крыльцу.

За праздничным застольем в узком семейном кругу, на которое никого из односельчан не пригласили, Раиса Гавриловна демонстративно не замечала новую невестку. Принципиально обращалась только к сыну, подкладывая ему лучшие куски и выспрашивая городские новости. На Марусю, пытавшуюся вставить в беседу хоть слово, она не реагировала. Марусе было противно и скучно. Открытая неприязнь свекрови удивляла. Взрослая женщина вела себя как капризный ребенок. Зачем усложнять себе жизнь и портить отношения, если сын все равно уже женился и никуда ее, Марусю, теперь не денешь? Независимо от того, нравится она свекрови или нет.

Раиса Гавриловна, и без того не отличавшаяся кротким нравом и покладистым характером, с первых же минут возненавидела городскую фифу, нарушившую плавное течение ее жизни. Приезд нахалки лишь подхлестнул клокотавшую в душе ненависть. Прошлым летом, впервые услышав о разводе сына, она понадеялась, что Виктор одумается и не станет рушить семью из-за какой-то «соплявки». Веронику она тоже терпела с трудом, но та, хоть и была первосортной хабалкой, все же казалась своей, близкой по духу. Она была женой сына, матерью ненаглядной внученьки Дианочки. Когда Верка приезжала в Грызловку, то моментально вписывалась в местный колорит, хотя у Раисы Гавриловны и чесались руки огреть ее подручным инструментом по башке, когда невестка начинала устанавливать в доме свои порядки и многоэтажно объясняться со свекровью. Верка с утра до вечера торчала на огороде, таскала тяжеленные ведра с водой и не боялась грязной работы. Все у нее получалось споро, по-хозяйски. Она была родной, свойской. Даже когда первая жена Виктора, уперев руки в бока и выпятив живот в грязном фартуке, визгливо ругалась со свекровью, стоя посреди грядок, и то Раисе Гавриловне не было так противно, как при виде расфуфыренной Маруси, проваливающейся тонкими каблучками в песок. Эта «городская» стала ее позором, ее бедой. Развод Виктора несколько месяцев обсуждался всей Грызловкой. Почтальонша Кузьминична, возмутительным образом вскрывавшая все письма, раззвонила по деревне о том, что у «Раискиного Витьки любовница», вынудив Раису Гавриловну придумывать невнятные оправдания. Вероника, узнавшая о скоропалительной свадьбе, ополчилась против ни в чем не повинной бабушки и наотрез отказалась отдать Дианочку на лето в Грызловку. Поняв, что из-за ненавистной Маруси она не только опозорена перед односельчанами, но и лишена любимой внучки, Раиса Гавриловна ушла в подполье и заняла глухую оборону против новой невестки. Ей до дрожи хотелось сделать какую-нибудь феерическую гадость, чтобы раз и навсегда отомстить «этой фре» за все. Оптом. Но это означало бы ссору с сыном, и приходилось ограничиваться мелкими пакостями. Даже комар, севший на Марусин лоб и выискивавший место послаще, хоть и мало, но радовал злобную родственницу.