Игры сердца - Берсенева Анна

– Прямо в загсе, – с серьезным видом подтвердил Ванька. Растерянности у него в глазах уже не было, только плясали веселые чертики. – Невеста была в фате, я в смокинге, а на бампер авто я посадил куклу в белом платье.

– И зря ты смеешься, – улыбнулась Нелли. – Большинству женщин все это действительно необходимо.

– Но вы же с Таней как-то без этого обошлись. А у меня-то гены ваши, не чужие.

– Мы с Таней вообще без мужей обошлись, – напомнила Нелли. – Ну, это все неважно! Жену-то хоть покажешь? Или она у тебя засекреченная?

– Ничего она не засекреченная, – пожал плечами Ванька. – Нормальная она и хорошая.

– И всё?

– Этого мало?

– Немало. Может, даже очень много. Может, единственное, что нужно. Сколько ей лет?

– Тридцать.

– Хороший возраст. Не перестарок, но и не девчонка, которой сопли надо вытирать. И профессия человеческая, не художница какая-нибудь.

Ванька расхохотался.

– Ну что ты смеешься? – обиделась Нелли. – Думаешь, я превратилась в старую резонерку?

– Не думаю, ма.

Глаза его еще смеялись, но улыбка уже сходила с лица – медленно сменялась каким-то непонятным выражением. Это выражение почему-то встревожило Нелли. Но понять почему она не успела.

– Ладно, ешь халву и не тоскуй, – сказал Ванька. – Мы к тебе на днях придем.

– Она правда не беременная? – спросила Нелли.

– Правда. – Он посмотрел удивленно. – Ты так спрашиваешь, как будто это было бы плохо.

– Нет, конечно, неплохо, даже очень это было бы хорошо… Глупости, Ванька! Не обращай внимания.

Нелли проводила его до входной двери. Уже на пороге он вдруг спросил:

– Мам, а та девчонка из Ветлуги… Она у тебя больше не появлялась?

– Какая девчонка из Ветлуги? – удивилась Нелли.

– С дурацким именем Северина.

– Не знаю я никакой Северины из Ветлуги, – пожала плечами Нелли. – Ну, может, и появлялась, у меня кто только не появляется. Может, художник какой приводил. У них же эти Северины – как мухи-поденки. А что, Вань?

– Да ничего. Мы, наверное, прямо завтра с Мариной к тебе придем. Пока.

Он поцеловал ее в макушку и вышел. Нелли еще мгновенье постояла под дверью, прислушиваясь к его шагам, потом вернулась в комнату.

Метель по-прежнему бушевала под крышей, но она уже не обращала внимания на метель.

«Как странно! – подумала Нелли. – Ведь это хорошо, что он женился. Сколько же ему можно одному, и мы с Таней так этого хотели… А мне почему-то только странно, и больше ничего. Наверное, потому что я его жену еще не видела. Или потому, что у меня самой ничего этого не было никогда? Вот этого – муж-жена-ребенок, простой и ясный мир… И я просто не знаю, как к этому относиться?»

Но в ту же минуту, как она подумала об этом, Нелли поняла, что это неправда. Да, ничего вот такого, простого и ясного, в ее жизни не сложилось. Но знала она, как к этому относиться. Знала!

Нелька всегда просыпалась раньше Олега. Во-первых, в отличие от него она не работала ночью, а во-вторых, утром ей надо было идти в институт. Единственное, о чем попросила ее Таня, когда Нелька объявила, что переходит жить к Олегу, – чтобы она пообещала не забрасывать учебу.

Нелька попыталась было отбояриться от такого обременительного обещания.

– Тань, художник ведь не инженер по самолетным двигателям, – принялась объяснять она. – Если есть талант, то диплом не обязательно нужен.

Но убедить Таню в том, в чем ее не убедила жизнь, было невозможно. А жизнь, похоже, убедила ее как раз в противоположном тому, в чем пыталась убедить Нелька.

– Талант, безусловно, явление внутреннее, – усмехнулась Таня. – Но чтобы он стал явлением внешним, нужны стимулы. Будить его нужно ежедневно, иначе он так внутри и останется и потихоньку там зачахнет. А ты не то что талант – себя будить не станешь, если в институт не надо будет ходить. Так что, Нелька, не умничай. И не увиливай – пообещай мне, что учебу не бросишь. И учти, отвлекающие обстоятельства всегда найдутся.

Про отвлекающие обстоятельства Таня знала получше, чем Нелька: ей пришлось учиться во время войны, и таким обстоятельством, отвлекающим от учебы на филфаке, была для нее работа санитаркой в госпитале. Нелька была уверена: если б ей пришлось так работать, она про какую-то там учебу и думать бы забыла.

Так что Таня видела ее насквозь и обещания учиться требовала не зря.

– Ну, не брошу, не брошу… – нехотя протянула Нелька. – Буду каждое утро по будильнику вскакивать и как бобик в институт мчаться со всех лап.

Но будильник ей заводить не пришлось: когда она начала жить у Олега, то выяснилось, что она жаворонок и без всякой побудки просыпается с первыми лучами солнца или даже совсем без лучей – была зима, и солнце своим появлением не баловало. Дома это обстоятельство выясниться не могло, потому что Нельку будила Таня, которая просыпалась еще раньше. Ну, а Олег работал ночами и вставал поздно, так что опыт с пробуждением получился у нее чистой воды.

И сегодня она тоже проснулась раньше Олега и, повернувшись на бок, принялась его разглядывать.

Конечно, такой вот, спящий, утренний, он выглядел не так притягательно, как вечерами – неважно, в какой-нибудь компании или с Нелькой наедине. Но ведь по утрам и сама она вряд ли выглядела сексапильно, и Мэрилин Монро наверняка сексапильно не выглядела. Что такое сексапил, Нелька давно уже выяснила. И что она обладает этим качеством в полной мере, было ей понятно.

Во всяком случае, в ту ночь, когда она впервые осталась у Олега, он был так неутомим и страстен, что она забыла даже о боли, с которой оказалась связана первая физическая близость с мужчиной. Не сразу, конечно, она об этом забыла, а, наверное, под утро только, но забыла ведь все же – Олегу удалось заставить ее забыть обо всем. И дело здесь было не столько в нем, сколько в ней, в этом ее сексапиле; во всяком случае, он так сказал.

– В тебе, Неличка, такая секс-перчинка, что у любого мужика на тебя обязательно встанет, и за ночь не раз, – сказал Олег, прижимая Нельку к своему влажному от усталости боку. И, скосив глаза на ее лицо, поинтересовался: – Смущена?

– Да нет.

Нелька изо всех сил постаралась, чтобы в ее голосе не прозвучало никакого смущения. Еще не хватало! Что она, какая-нибудь Фрося с макаронной фабрики?

– Ну и правильно, – усмехнулся Олег. – Егоров прав: девушку надо вовремя лишать иллюзий. И прививка здорового цинизма никому еще не повредила. Крепче будешь.

И тут же он подтянул Нельку повыше, уложил животом к себе на живот и, положив ладони ей пониже спины, принялся ласкать ее так, что она забыла думать про какие-то там прививки, слова, смущение… Он умел делать все, чтобы она забывала обо всем, и продемонстрировал ей это свое умение в первую же ночь.