Игры сердца - Берсенева Анна

– Это вид так называется. Очень твердое дерево.

– Твой друг на Камчатке живет, да? – спросила Нелька.

Она только сейчас вспомнила, что Даня вулканолог, и это вдруг показалось ей таким удивительным… Все в нем было так просто, что невозможно было связать его ни с чем редкостным, необычным.

– Он умер год назад.

Нелька промолчала, не зная, что сказать. Ей никогда не приходилось видеть смерть так близко. Да, именно это она почувствовала сейчас – что смерть близко. Ей показалось, что это чувство возникло от соединения Даниного взгляда со смеющейся деревянной фигуркой. Все это было из одной области, все было как-то одинаково серьезно – и его взгляд, и смех, идущий изнутри каменного дерева.

Но это была странная мысль, она мелькнула и исчезла, необъясненная.

– Володя разных фигур много сделал, – сказал Даня. – Только все остальные большие очень, я их даже в квартиру внести не смог.

– А где же они?

От Даниного голоса ощущение близкой смерти исчезло так легко, что Нелька удивилась даже: неужели оно вообще было?

– В деревне. Там-то проще: дверь из косяка вынул, все, что хочешь, внес, потом дверь обратно поставил.

– Жалко… – протянула Нелька.

– Что жалко?

– Что я их не увижу.

– Почему не увидишь? – пожал плечами Даня. – Деревня в ста километрах всего. Если хочешь, поедем и посмотрим.

– Хочу! – обрадовалась Нелька. – А…

Она хотела спросить, когда можно будет поехать в эту деревню – может, прямо завтра? Но тут вспомнила, что не знает даже, что будет делать через час, и замолчала.

Заметил ли Даня ее замешательство, она не поняла.

– Прямо завтра можем поехать, – сказал он.

– Завтра, наверное, не получится… – пробормотала Нелька.

– Почему?

– Ну… Мне в институт надо! – вспомнила она.

– Ты учишься? – удивился он.

– А что, не похоже? – с вызовом спросила она.

– Не очень. Или похоже, что ты двоечница.

На вызов в ее голосе он не обратил ни малейшего внимания.

– Почему двоечница? – удивилась Нелька. – Я что, такой дурой выгляжу?

Она, конечно, сначала собиралась на него обидеться, но потом ей стало интересно, что он имеет в виду, и про обиду она забыла.

– Дурой ты не выглядишь, – спокойно объяснил Даня. – Но представить тебя сосредоточенной трудновато.

– И ничего не трудновато! – фыркнула Нелька. – У нас, между прочим, в натурном классе по четыре часа над одним рисунком приходится сидеть! И все сидят, и я сижу. А вступительный экзамен в Суриковский вообще шесть часов длился! И я его сдала!

– Не обижайся, Нель, – попросил он. – Вот же я дурак! Но я совсем не хотел тебя обидеть, честное слово. Наоборот, думал, девушке должно быть приятно…

– Что – приятно? – сердито спросила Нелька.

– Ну, что она выглядит такой… Как мимолетное виденье.

Услышать это в самом деле было приятно. Даже от постороннего человека.

– Но ты же совсем не так про меня сказал, – все-таки попеняла ему Нелька.

– Разве? Ну, значит, так подумал. – Даня улыбнулся. – Подумал и решил, что этого достаточно. Забыл, что ты же мысли читать не умеешь.

– А ты, можно подумать, умеешь!

– Конечно. Хочешь, твои прочитаю?

Из-за того, что в глазах у него плясали веселые чертики, Нелька решила, что опасаться нечего. Иначе она, конечно, не позволила бы ему читать свои мысли.

– А прочитай! – потребовала она. – Давай-давай, читай! Ну, про что я сейчас думаю?

– Ни про что особенное, – без малейшей заминки ответил он. – Ты не знаешь, куда тебе сегодня пойти ночевать. И от этого тебе тоскливо, даже страшно, может. То есть страшно-то не очень, потому что ты не из пугливых, а вот тоскливо очень. Так?

Нелька ошеломленно молчала. Ничего себе!

– А как ты дога… То есть почему ты так думаешь? – наконец выговорила она.

– По всему. Это очень видно, Нель, – сказал Даня. – Извини, но мыслей своих ты скрывать не умеешь. Ни мыслей, ни чувств.

– Ну да, наверное…

Нелька шмыгнула носом. Олеговы обидные слова, собственное отчаяние, да вдобавок еще и вьюга, от которой никуда не деться, – все это сразу вспомнилось ей так ясно, что она даже поежилась.

– И это хорошо, – сказал Даня.

– Что хорошего? – не поняла Нелька.

Она думала, что он говорит о вьюге.

– Хорошо, что не умеешь мысли скрывать, – объяснил он. – Большинство людей это умеют, а другому большинству – из тех, которые не умеют, – и скрывать-то нечего. По причине отсутствия мыслей. А переночевать ты можешь здесь. У нас две комнаты, в одной мама спит, а в другой я тебе постелю.

– Мама спит?! – ахнула Нелька. – Ой… А что ж мы тогда орем? Мы же ее разбудим!

– Не разбудим. Она засыпает тяжело и снотворное принимает, а когда уже заснет, то спит крепко.

– Да нет, ну как же я останусь? – проговорила Нелька. – Что твоя мама подумает?

Проговорила она это, впрочем, не слишком уверенно. А точнее, совсем неуверенно. А еще точнее – ей вдруг так захотелось никуда отсюда не выходить, остаться в этом тихом доме, уют которого был обшарпанный и почему-то печальный, греть ладони об остывающую чашку без ручки и смотреть на зеленого чайного ежика…

– Нель, у меня часто друзья ночуют, – сказал Даня. – Или проездом в Москве, или просто на метро опоздали. Мама привыкла.

Ему невозможно было не верить. И объяснить ему все, что угодно, было легко.

– Понимаешь, – сказала Нелька, – я, конечно, могу просто пойти домой. Таня – это моя старшая сестра, Таня, – она очень хорошая, и она даже не спросит ничего. Но я… Не могу я домой. Мне… В общем, мне просто перед Таней стыдно!

Вряд ли такое объяснение прозвучало понятно. Но, кажется, Даня вообще не ждал от нее никаких объяснений.

– Ну и не ходи, – сказал он. – Ложись и спи. А в институт тебе, кстати, завтра вряд ли надо. Воскресенье же завтра.

– Ой, а правда! – вспомнила Нелька.

– Так что прямо с утра можем поехать.

– Куда? – удивилась она.

– В деревню. Деревяшки смотреть. Или ты раздумала уже?

– Это ты считаешь, что у меня голова мимолетная, – хмыкнула Нелька. – А на самом деле и ни капельки. Конечно, поедем.

– Спать хочешь, Нель? Зря я тебя чуть свет поднял. Сам-то привык, а ты же поспать хотела в выходной. Не сообразил я.

– Я тоже привыкла… – клацая зубами, выговорила Нелька. – Меня… разморило просто… от тепла…

Автобус, разбитый скрипящий «ЛАЗ», в который они сели, сойдя с электрички на платформе Новопетровская, трясся на ухабах проселочной дороги так, что разморить в нем вряд ли могло, скорее все печенки могло вытрясти. Даня с Нелькой были единственными пассажирами – других желающих добраться хмурым зимним днем в деревню Чудцево не нашлось.