Жажда странствий - Стил Даниэла

— Кстати, у нас сегодня ужинает Харкорт. — Одри всегда с утра предупреждала деда о визитах и гостях дома. Случалось, дед забывал об этом и приходил чуть ли не в ярость, увидев за столом незнакомое, а хоть бы и знакомое, лицо — как это так ему ничего не сказали?! Сейчас он с прищуром глянул на Одри, как, впрочем, всегда при упоминании имени своего будущего родственника. Он до сих пор не мог поверить, что Одри не испытывает ни малейшей зависти, это было выше его понимания: ведь Аннабел всего двадцать один год, а Одри уже двадцать пять, и, по мнению многих, она вовсе не красавица. Мало того, казалось, Одри нарочно старается изуродовать себя: туго стягивает волосы, никогда не оживит румянами свои матовые щеки, не оттенит синеву глаз, покрасив черным рыжеватые ресницы, не подчеркнет контур полных, чувственных губ помадой — для нее косметика как бы не существовала. Серьезных поклонников у нее никогда не было. Молодые люди пытались за ней ухаживать, но дед их неизменно отпугивал, а Одри это ничуть не огорчало. Все они казались ей такими скучными, неинтересными.

Порой она мечтала о мужчине, одержимом, как ее отец, страстью к путешествиям по экзотическим странам, однако никого даже отдаленно напоминающего ее идеал она пока так и не встретила. Харкорт и вовсе был не из числа таких мужчин, а вот для Аннабел он подходил идеально.

— Согласись, он очень красивый молодой человек.

Дед опять впился в нее цепким взглядом, в который раз пытаясь разгадать, как же все-таки Одри относится к этому браку. Ведь она первой познакомилась с Харкортом и даже несколько раз бывала с ним на балах. На самом деле Одри с радостью уступила его младшей сестре и ничуть об этом не жалела. Сердце ее ни разу не сжалось, не заныло, а люди — пусть думают что хотят, ей безразлично. Харкорт никогда не смог бы откликнуться на порывы ее души, да, наверное, и нет на свете человека, который откликнется. Чтобы заполнить пустоту, она занималась фотографией, листала старые альбомы, оставшиеся после отца. Где-то в глубине души они с отцом были очень похожи. Даже в фотографиях было много общего — любимые ракурсы, композиция, страсть к необычному, к экзотике…

— Харкорт будет прекрасным мужем для Аннабел. — Дед часто повторял эти слова, как бы дразня Одри и ожидая, что она выдаст себя и он узнает наконец о ее истинных чувствах к этому молодому человеку. Дед по-прежнему считал, что она совершила ошибку, уступив Харкорта младшей сестре. Он и сейчас не понимал, чего хочет его старшая внучка Если говорить правду, никто ее не понимал, но Одри это не печалило, она свыклась с мыслью, что никогда не сможет поделиться с родной душой своими мечтами. И вообще она не должна давать волю мечтам.

Она должна жить здесь, вести дом деда и заботиться о нем. И она улыбнулась ему. Сначала улыбка затеплилась в глазах, потом засияла на губах, казалось, она вот-вот расхохочется, безудержно и звонко. Никто не понимал, что именно ее так развеселило, будто она знает то, что другим невдомек: нет, непроста, ох как непроста Одри Рисколл, но никому и в голову не приходило, какие мысли таятся в глубине ее души. Даже дед не подозревал, как безудержны ее мечты и как страстно она желает пуститься по стопам отца. Жизнь, которой жили женщины ее круга, — не по ней, для нее это было слишком очевидно. Выйти замуж за Харкорта, замкнуться навеки в узком мирке семьи?

Нет, лучше умереть…

— Почему тебе кажется, что он будет таким прекрасным мужем? — лукаво спросила она деда. — Потому что он голосует за республиканцев, как и ты? — Одри бросила наживку, и Эдвард Рисколл тут же попался на крючок.

Его лицо потемнело как туча, сейчас он уничтожит дерзкую девчонку, но за его спиной раздался жалобный вздох: рядом стояла Аннабел — облако голубого шелка и кремовых кружев, волны золотых волос — и с мольбой смотрела на Одри. Она была на фут ниже сестры. Судя по всему, Аннабел была очень взволнована, ее маленькие ручки так и летали, словно две птички. Одри всегда любовалась ею. Та была совсем не похожа на свою спокойную, энергичную старшую сестру.

— Вы с ума сошли, с утра спорите о политике! — Аннабел закрыла рукой глаза, словно у нее разыгралась мигрень, и Одри рассмеялась. Они с дедом спорили о политике и утром, и днем, и вечером лишь потому, что пламенно любили это занятие, самозабвенно ссорились, черпая в ссорах силы и вдохновение и приводя в ужас Аннабел, которую политика вгоняла в тоску, а от споров у нее начиналась истерика.