Люблю твои воспоминания - Ахерн Сесилия

Стиль письма единообразный, но уникальный. Эти уроки научили меня, что подчинение нормам — не всегда то, что я тогда думала, потому что есть много способов выразить себя в мире с ограничениями, не нарушая их.

Вдруг я отрываю глаза от бумаги и улыбаюсь.

— Тромплей, — произношу я вслух.

Сэм прекращает стучать карандашом и смотрит на меня с любопытством.

— Что это значит? — спрашивает Кейт.

— Тромплей — это художественный прием, изображение, создающее у зрителя иллюзию реальности. Этот термин происходит от французского «trompel'.il»: «trompe» означает «обманывает», а «l'.il» — «глаз», — поясняет Джастин. — Обман зрения, — говорит он, обводя глазами все лица в зале.

Где же ты?

И как все прошло? — спрашивает Томас, когда Джастин возвращается в машину после доклада.

— Я видел вас в дальней части зала. Вот вы мне и скажите.

— Ну, я мало разбираюсь в искусстве, а вы здорово сумели рассказать о «Женщине, пишущей письмо».

Джастин улыбается и тянется за очередной бутылкой воды. Он не хочет пить, но вода-то под рукой, и к тому же бесплатная. — Там впереди сидела одна заноза. — Томас внимательно взглянул на него в зеркало.

— О! Это была вовсе не заноза, а милая пожилая дама. — Джастин улыбнулся, но складка на лбу не разгладилась. — Хотя она мне кого-то напомнила, я даже хотел спросить, нет ли у нее дочери.

— Дочь сидела рядом с ней, разве нет?

— Да, но вспомнилась мне не она. — Он с силой потер лоб. — Все это было так давно… Я не уверен, что узнал бы ее в уличной толпе.

Томас смотрит на него в зеркало внимательно, но с какой-то неловкостью.

Джастин улыбается и качает головой:

— Неважно. Если бы я вам об этом рассказал, вы бы решили, что я сумасшедший.

— Ну и что ты думаешь? — спрашиваю я Кейт — мы гуляем по площади Меррион, и она рассказывает мне о лекции Джастина.

— Что я думаю? — повторяет она, медленно шагая рядом со мной за коляской, где спит Сэм. — Я думаю, что не имеет значения, ел он вчера карпаччо и фенхель или нет, потому что он кажется прекрасным человеком. Я думаю, что вне зависимости от того, по каким причинам ты чувствуешь связь с ним или влечение к нему — это не имеет значения, — ты должна перестать ходить вокруг да около и просто представиться.

Я качаю головой:

— Я не могу этого сделать.

— Почему? Он ведь казался весьма заинтересованным, когда бежал за твоим автобусом или когда увидел тебя на балете. Что изменилось-то?

— Ему теперь не до меня.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

– Откуда ? И не ссылайся на гадания по чаинкам на дне твоей чашки.

— Я теперь пью кофе.

— Ты же ненавидишь кофе!

— А он , очевидно, нет.

Она изо всех сил сдерживается, чтобы не сказать резкость, даже в сторону отворачивается.

— Он слишком занят поисками женщины, чью жизнь он спас, я его больше не интересую. У него был записан мой телефон, Кейт, а он так и не позвонил. Ни разу. Ему до такой степени нет до меня дела, что он выбросил листок с моим номером в мусорный контейнер. И не спрашивай, как я об этом узнала!

— Зная тебя, могу предположить, что ты затаилась на дне мусоросборника.

Я молчу. Кейт вздыхает:

— Долго ты еще собираешься дурью мучиться? Я пожимаю плечами:

— Не очень.

— А что с работой? Что с Конором?

— Между мной и Конором все кончено. Больше не о чем говорить. Четыре года раздельного проживания, после чего нас разведут. Что до работы, то я уже сообщила, что выйду на следующей неделе, мой ежедневник заполнен встречами, а насчет нашего дома… Черт! — Я поднимаю руку и смотрю на часы. — Мне нужно возвращаться. Через час я показываю дом.

— Чмокаю ее в щеку и бегу к ближайшей автобусной остановке.

— Остановите здесь, пожалуйста. — Джастин смотрит из окна машины вверх, на второй этаж, который занимает Центр переливания крови.

— Вы собираетесь сдать кровь? — спрашивает Томас.

— Ни в коем случае! Просто хочу кое-кого навестить. Я недолго. Если вы увидите, что подъезжают полицейские машины, заводите мотор. — Джастин улыбается, но улыбка выглядит довольно жалкой.

В приемной он нервно спрашивает о Саре, и его просят подождать. Вокруг него сидят мужчины и женщины в деловых костюмах, отлучившиеся с работы на обеденный перерыв, читают газеты, ожидая, когда их позовут сдавать кровь.

Джастин придвигается ближе к женщине, листающей журнал рядом с ним, наклоняется, и, когда задает шепотом вопрос, она подпрыгивает от неожиданности.

— Вы уверены, что хотите это сделать?

Все присутствующие опускают газеты и журналы, чтобы взглянуть на него. Он кашляет и смотрит в сторону, делая вид, что говорил не он. На стенах висят плакаты, убеждающие сдавать кровь, фотографии маленьких детей, выживших после лейкемии и других заболеваний.

Он уже прождал полчаса и каждую минуту, нервничая, смотрит на часы: ему нужно успеть на самолет. Когда уходит последний человек, в дверях появляется Сара:

— Джастин!

Она не холодна и не рассержена. Молчалива. Обижена. Это хуже. Он бы предпочел, чтобы она сердилась.

— Сара. — Он встает ей навстречу, неловко приобнимает, целует в одну щеку, в другую, затем почти касается ее губ.

Она отстраняется, обрывая этот фарс.

— Я ненадолго, мне нужно успеть на самолет, но я хотел зайти повидаться с тобой. Мы можем поговорить несколько минут?

— Да, конечно. — Она выходит в приемную, садится, руки скрещены на груди.

Он озирается по сторонам:

— А у тебя нет кабинета или чего-то в этом роде?

— Здесь приятно и тихо.

— Где твой кабинет?

Она прищуривается, и он прекращает расспросы и быстро садится рядом с ней.

— Я здесь, чтобы извиниться за свое поведение во время нашей последней встречи и за все, что произошло после. Мне правда очень жаль.

Она кивает, ожидая продолжения.

Черт! Это все, что я заготовил! Думай, думай! Тебе очень жаль и…

— Я не хотел тебя обидеть. В тот день мои мысли были заняты всеми этими сумасшедшими викингами. На самом деле можно сказать, что мои мысли были заняты ими почти каждый день в течение последнего месяца или двух, и м-м… — Думай! — Можно мне сходить в туалет? Если ты не против. Пожалуйста.

Она выглядит немного сбитой с толку, но говорит:

— Конечно. Прямо по коридору в самом конце.

Стоя рядом с домом, перед которым совсем недавно установили табличку «Продастся», Линда и ее муж Джо прижимаются носами к окну и заглядывают в гостиную. Меня внезапно охватывает желание защитить дом. И так же внезапно исчезает.