Голубая ива - Смит Дебора

Она встрепенулась и с трудом, срывающимся голосом произнесла:

— Ричард любил работать по дереву. У него есть… была… замечательная мастерская за домом. Эти двери он делал сам.

Артемас повернулся к Лили и застыл, не в силах скрыть боль. Его изнуренное лицо совсем не соответствовало элегантному покрою его костюма. Лили по-прежнему безучастно смотрела куда-то вдаль.

— Мне хотелось бы отложить этот разговор, — начал он. — Я хотел бы, чтобы он никогда не состоялся или состоялся бы не так скоро.

— Что? — спросила она рассеянно. Мысленно она все еще оставалась наверху, в спальне Стивена. Затем пронеслась за несколько секунд по всему дому. Он был пуст. В ней была такая же опустошенносты мать осталась без ребенка.

Он почувствовал, что чуть-чуть встревожил ее.

— Надо поговорить о том, что произошло и почему произошло. — На лице Артемаса появилась маска сдержанности.

— Какой-то несчастный случай. Не знаю. — Лили положила полотенце на колени, наблюдая, как с волос капает вода. — Я спрашивала себя. Каждый день, каждую ночь. Кричала в душевой, чтобы тетя Мод и сестры не услышали. Я не знаю.

— Значит, мы с тобой занимались одним и тем же.

— Адвокаты — адвокаты Ричарда и Фрэнка — уже пытались чего-то от меня добиться. Я позвоню им, когда немного приду в себя. А еще государственные следователи. И с ними я должна буду поговорить.

— Поговори сначала со мной.

Она недоуменно подняла голову. Он приказывает? Да, надо помочь ему узнать, кто виноват, кого следовало бы наказать.

— Как Джеймс? — наконец спросила она.

— Завтра будет еще одна операция, может, удастся восстановить большую часть поврежденных мышц и нервов. Он останется в больнице еще на пару недель.

— А как остальные?

— Они говорили об этом только раз. Удерживают друг друга — и Джеймса — от слишком тягостных воспоминаний. У всех свои дома, никто больше не вернется в Нью-Йорк. Мы сняли два этажа в отеле, до тех пор пока не найдем подходящее здание в аренду для офисов. Большинство сотрудников уже переехали.

— Вы живете в отеле?

— Да.

— А как насчет Голубой Ивы?

— В конечном счете я все еще хочу восстановить ее.

Она откинулась на спинку дивана, склонила голову набок:

— Все, ради чего ты работал, твои мечты…

— Моя семья — вот моя главная забота. — Он сделал паузу, лицо его исказила гримаса боли, большие серые глаза обжигали. — Я никогда не перестану скучать по своей сестре, но, Лили, твой сын!.. Я даже не могу представить, каково тебе…

— Внутри меня все оборвалось и сгорело. Осталась лишь оболочка. — Она пальцем указала на себя и положила руки на подлокотник. — Эта оболочка только притворяется, что живет. Если бы мне удалось узнать, что случилось той ночью, мне незачем было бы притворяться. Я вставила бы в рот дуло старого отцовского пистолета…

Он взорвался, издавая какие-то яростные, гортанные звуки, и рванулся к ней через комнату. Сорвал с дивана. Схватившись за лацканы пиджака, она взглянула на него, удерживая равновесие.

— Никогда не думай об этом! — Он дико сверкнул глазами. — Проклятие, поклянись, что не будешь. Клянись!

— Я сказала, если не будет причины продолжать жить… Я не трусиха…

— Клянись, говорю! Клянись душой Стивена.

Она с трудом перевела дыхание.

— Клянись, что не причинишь себе вреда, — повторил он, встряхнув ее как следует. — Боже, я не переживу, если ты сделаешь это.

— Клянусь, Обещаю. Отпусти меня.

Тяжело дыша, он опустил ее на пол.

— Сейчас я приведу множество причин, по которым тебе захочется жить и бороться, — проговорил он тихим и злым голосом.

Он провел руками по волосам и, вздохнув глубоко и неуверенно, опустил руки. Лили в ужасе смотрела на него. Он в равной степени прочувствовал все то, что прочувствовала она. Их слишком многое связывало, и невозможно было бы описать, обсудить или отвергнуть эти узы, поскольку между ними было так много любви.

Она застонала, закрывая лицо.

«Ричард, Ричард, я не имела права… Это кончилось до того, как я встретила тебя. Прости».

Лили, не отдавая себе отчета, подошла к стеклянным дверям, заставила себя сосредоточиться. Надо бороться и сокрушить свое горе. Неожиданно до ее сознания дошли слова Артемаса.

Ее пробрала дрожь. Бороться?

Она, скрестив руки на груди, повернулась к Артемасу. Ей хотелось выбросить из головы совершенно новые мысли, зарождающиеся в ее сознании.