Голубая ива - Смит Дебора

«Ты — ничтожный, жалкий ублюдок. Она все еще любила меня. Она тогда еще не сдалась». — Артемас схватил стакан.

Артемас знал все подробности ранних отношений между Ричардом и Лили от Стокмена, который вел предварительные переговоры с Тамберлайном о Коулбрук-билдинг. Тогда Тамберлайну удалось пристрастить Стокмена к мартини и сплетням.

Когда Лили вышла замуж, Артемас послал ей полный набор прекрасного фарфора Коулбрука в качестве свадебного подарка. Она ответила благодарностью — весьма вежливым письмом. Тамберлайну, правда, удалось узнать, что она немедленно пожертвовала фарфор благотворительному аукциону «Общества взаимопомощи».

Глоток виски обострил воспоминания, он разозлился на страницы, лежащие на коленях. Желая возобновить свое влияние, он, явно провоцируя ее, послал огромного игрушечного медведя, когда родился Стивен, а через год после этого прислал самого маленького. Тамберлайн заверил, что она оставила их и что у нее все еще хранится чайник Коулбрука.

Когда Гленда умерла от почечной недостаточности в связи с диабетом, Лили выразила свое соболезнование, написав краткое, сердечное письмо. Он хотел в ответном письме поблагодарить ее, но вовремя одумался. Лили была счастлива замужем, у нее был ребенок. Не мог же он сказать ей то, в чем не в силах был признаться даже себе, — что он горюет о своей жене и сильно страдает по ней — и почувствовал неприкрытую ложь своей жизни в течение всех этих лет. Теперь он свободен и волен наконец поймать свое счастье.

Но как? Лили никогда не бросит мужа, отца ее ребенка. Верность была такой же неотъемлемой частью ее натуры, как голубые глаза и курчавые волосы Маккензи Как ему поступить, чтобы снова стать частью ее жизни, пусть даже очень отдаленной?

Ричард и Фрэнк боролись за признание в мире архитектуры. Они были слишком молоды и неизвестны для участия в престижных проектах с большими, солидными фирмами. Артемас разом изменил их жизнь. Проект Коулбрука открывал перед ними невиданные возможности, но для Лили стал угрозой с самого начала.

Этот день, когда она приехала в Нью-Йорк, чтобы встретиться с ним наедине — на этот раз с гарантией, поскольку встречу подготавливал Тамберлайн, — отчетливо всплыл в его памяти. Как много воды утекло с их последней встречи на ферме! Натянутость между ними от необсуждаемых воспоминаний той самой ночи так и не исчезла. Она, правда, чувствовала себя весьма уверенно. Артемас же, со своей стороны, сомневался, что душа ее не откликнется.

Она в испуге защищалась:

— Зачем тебе это?

— Потому что я так и не смог вернуть тебе ферму.

— Ричард ничего не знает. Он думает, что ты просто мой друг детства.

— И это все?

— Ты знаешь, что я имею в виду. Я никогда не скажу ему остального.

— Он никогда не спрашивал, кто был первым?

— Спрашивал. Я ответила, что теперь это не имеет никакого значения. Вот и все. Он один из самых доверчивых людей, которых я когда-либо встречала.

— Или один из менее назойливых.

— Может быть. Эти воспоминания принадлежат только мне, ему незачем знать обо мне абсолютно все. Это очень обеспокоило бы его, хотя беспокоиться уже не о чем.

— Тогда почему ты теперь сомневаешься в моих мотивах?

— Вряд ли можно чувствовать себя счастливым, если думать, что предложение участвовать в проекте Коулбрука вовсе не связано с его заслугами.

— Думаешь, я бы все равно выбрал их?

— Конечно, я давно поняла, что ты исходишь из максимальной выгоды для Коулбруков, несмотря ни на что.

— Пожалуй, не рассказывай тогда нашу историю.

— Он мой муж, и я люблю его. Мне не нравится что-то скрывать от него.

— Тогда расскажи.

— Ты ведь знаешь, что не расскажу. Знаешь, и тебя совершенно не волнует, что я мучаюсь от предательства.

— Представь меня как некоего друга, который руководствуется самыми добрыми намерениями. Это успокоит твою совесть. Я пытаюсь помочь тебе и твоему мужу, Лили. Все, что я хочу, в свою очередь, это услышать, как ты скажешь, что прошлое забыто.

Он загнал ее в угол. Он не сомневался, что она не скажет, и ее глаза подтвердили его догадку.

— Прошлое не может быть забыто, но я давно уже не позволяю вмешиваться в мою жизнь.

— Значит, перемирие. Отлично.

— Ты полагаешь, что возвращаешь что-то вроде долга, который, по-твоему, все еще за тобой.

— Хочешь объяснений? Но сначала я попрошу тебя об одолжении, чтобы устранить наше вновь возникшее непонимание. Ты позволишь?