Перепутье - Стил Даниэла

Но Лиана никак не могла разделить с ним эти чувства, когда в пятницу днем в ее доме раздался звонок. Уже полчаса тому назад девочки должны были вернуться из школы, и Лиана не раз бросала взгляд на часы. Горничная Марси успокаивала ее, но весь покой как ветром сдуло, когда она увидела своих дочерей. Они шли домой одни, как это частенько случалось, и теперь стояли на пороге в разорванных платьях, вымазанные красной краской, с затравленными выражениями на лицах. У Лианы перехватило дыхание, ее начала бить дрожь. Элизабет тоже дрожала и икала между всхлипами, но Лиана сразу увидела, что за слезами Мари-Анж таится не столько обида, сколько ярость.

— Господи… что случилось? — Лиана собиралась проводить девочек на кухню, чтобы стащить с них выпачканную одежду, но, повернув Мари-Анж спиной к себе, замерла, как от удара. На спине девочки красной краской размашисто была нарисована свастика. Не говоря ни слова, Лиана повернула Элизабет и увидела то же самое. Теперь уже и ее душили слезы, она прижала к себе хрупкие тельца дочерей, и все трое так и замерли на кухне на глазах у Марси, по морщинистым черным щекам которой тоже катились слезы.

— Мои девочки… что они с вами сделали? — Марси осторожно отдирала девочек от Лианы и стаскивала с них одежду. Они теперь рыдали навзрыд, самой Лиане с трудом удавалось сдерживаться. Она плакала не только из-за них, она оплакивала себя, Францию, Армана, все то, что они потеряли. Теперь уже обратного пути не было. Но Лиана понимала, что и оставаться здесь они больше не могут. Она не может подвергать девочек таким унижениям. Придется уехать. Выбора не было.

Лиана безмолвно отвела детей в ванную, нежно вымыла обеих теплой водой. Через полчаса они уже выглядели, как всегда, опрятно, но Лиана знала, что они уже никогда не будут такими, как прежде. С искаженным от гнева и ужаса лицом она выбросила их разорванные платья.

Лиана отнесла девочкам обед в комнату, и они все вместе долго сидели и разговаривали. Элизабет смотрела на Лиану с таким видом, словно все ее детство растаяло в одночасье. В восемь лет она знала больше, чем обычно знают дети вдвое старше — она уже была знакома с болью, потерями и предательством.

— Они говорили, что папа — нацист… Миссис Малдок сказала миссис Макквин, и та передала Анни… Но папа не нацист! Он не нацист! Не нацист! — И она перевела печальный взгляд на Мари-Анж и Лиану. — А что такое — нацист? Лиана впервые за этот день улыбнулась.

— Если ты не знаешь, кто такие нацисты, что же ты так расстраиваешься?

— Я думаю, это грабители, плохие люди, да?

— Что-то вроде. Нацисты — это очень плохие немцы. Они воюют с Францией и Англией и убили множество людей. — Лиана подумала и не стала добавлять «детей».

— Но папа не немец. — Теперь вид Элизабет свидетельствовал о том, что она не только страдает, но и абсолютно сбита с толку. — А вот мистер Шуленберг на мясном рынке — немец. Он нацист?

— Нет, это другое, — вздохнула Лиана. — Он еврей.

— Нет, не еврей. Он немец.

— Он еврей из Германии. Ну, не важно. Евреев нацисты тоже не любят.

— Они убивают их? — Элизабет была потрясена, когда ее мать в ответ кивнула. — За что?

— Это трудно объяснить. Нацисты очень плохие люди, Элизабет. Немцы, захватившие Париж, были нацистами. Поэтому папа и хотел, чтобы мы уехали, потому что здесь мы в безопасности. — Лиана и раньше объясняла это дочерям, но они никогда ее по-настоящему не понимали, пока дело не коснулось их самих, пока их не вымазали красной краской и не нарисовали на спинах свастики. Теперь дети сами стали частью войны. Но у Элизабет появилась новая тревога.

— Они убьют папу? — Лиана никогда не видела у нее таких испуганных глаз, ей хотелось заверить девочек, что этого не произойдет, но имела ли она на это право? Она только крепко зажмурила глаза и покачала головой.

— Папа не даст им убить себя.

Лиане оставалось только молиться, чтобы это оказалось правдой, чтобы Арман продолжал обманывать нацистов столько, сколько потребуется. Но, казалось, Мари-Анж понимает все лучше, чем Элизабет, — она продолжала сидеть на кровати в состоянии шока, так и не притронувшись к обеду, и слезы медленно струились по ее щекам.

— Я никогда не вернусь в школу… Никогда! Я ненавижу их.

Лиана не знала, что ответить. Не могут же девочки перестать ходить в школу на все время войны, но и допустить повторения подобного она не могла.

— В понедельник я поговорю с директрисой.