Оккультный Сталин - Первушин Антон Иванович

В Советском Союзе теорию образования жизни из первичного питательного «бульона», образующегося непосредственно в океане, отстаивал академик Александр Иванович Опарин. Под воздействием суровых условий среды, писал он, возникли сначала органические «коацерватные капли», из которых позднее образовались «коллоидные системы», породившие в конечном итоге клетку. Процесс этот, подчеркивал Опарин, был основан на случайном переборе вариантов, но в то же время имел предопределенный характер, поскольку в природе осуществляется накопление организованной материи с переходами количества в качество – всё согласно марксистско-ленинскому взгляду на эволюцию.

Рис.12.1. Искусственные коацерватные капли, полученные Александром Опариным

Однако исследования генетиков, открывших сложный генетический аппарат и молекулу ДНК, отвечающую за формирование организмов, заставило пересмотреть многие положения теории самозарождения жизни. Дело в том, что даже самый приблизительный оценочный расчет показывает, что всего времени существования нашей планеты не хватило бы, чтобы случайным перебором органических соединений получить столь сложную молекулу. Тут попахивало «божественным» вмешательством.

Теперь-то мы знаем, что первооснова жизни формировалась в экстремальных условиях (высокие температуры при высоких давлениях), поэтому химическая эволюция шла гораздо быстрее расчетной ― но в 1930-е годы предпочитали думать, что она заняла многие миллиарды лет.

Гипотеза о первичности гена, программирующего организм и передающегося по наследству, вызвала к жизни две новые теории, претендующие на «всеохватность»: теорию генетической предопределенности и теорию «чистого листа». Первая подразумевала полную зависимость живого существа от того, что закреплено в его геноме. Вторая – отрицала какое-либо влияние генов на поведение животных и людей, считая весь генный аппарат зависимым от внешних условий среды и легко изменяющимся под них. Истина, как ей и полагается, находится ровно посередине. Гены формируют наш облик и рефлексы, но поведение, интересы и устремления всё же создаются окружением – то есть в процессе взаимодействия со средой.

Советские материалисты, разумеется, выбрали вторую теорию, ведь идея накопления новых признаков, «воспитываемых» внешней средой, в большей степени соответствовала их глубинным представлениям.

Прежде всего, из отказа от гипотезы о первичности гена прямо вытекало равенство всех человеческих существ в момент рождения – при этом закрывались глаза на врожденные отклонения, которые как бы считались несуществующими.

А гипотеза накопления признаков сама по себе позволяла надеяться на выведение новых людей – «сверхчеловеков будущего», которые уже представлены в дне сегодняшнем лидерами революционного пролетариата. Грамотное изучение особенностей воспитания этих лидеров помогло бы выработать рецепты по выращиванию нового человека и человечества.

И наконец, возможность влиять на генетический аппарат животных и растений с помощью специально подобранных условий среды, изменяя его в течение двух-трех поколений, позволяло вывести такие породы и культуры, каких никогда не было в природе и которые могли обеспечить грядущее продуктовое изобилие.

Советские генетики должны были стать бойцами нового фронта – фронта борьбы за улучшение биосферы и перекройки ее под потребности коммунистического сверхчеловека. Как и на любом другом фронте социалистического строительства здесь не должно было быть сомневающихся или колеблющихся – их объявляли врагами и уничтожали.

В очередной раз наука оказалась придавлена идеологией. Понятно, что ничего хорошего из этого не могло получиться.

Алхимия Трофима Лысенко

Оттолкнув научные подходы по важнейшему вопросу происхождения и эволюции жизни, сталинская генетика неизбежно скатывалась к псевдонауке – к алхимии, в которой во все времена торжествовали не подлинные ученые, а ловкие мошенники. И олицетворением советской алхимии стал печально известный «мичуринец» Трофим Лысенко.

Рис.12.2. Трофим Лысенко

Крестьянский сын Трофим Денисович Лысенко (1898 года рождения) приложил немало сил, чтобы «выбиться в люди», то есть избежать тяжелого и неприбыльного крестьянского труда. Перед Первой мировой войной он уже учился в Полтавской садоводческой школе, а в начале 1920-х мы находим его на Белоцерковской селекционной станции Сахаротреста Украины. Две короткие публикации 1923 года (в «Бюллетене» управления по сортоиспытаниям Сахаротреста), посвященные селекции томатов и прививке сахарной свеклы, демонстрируют его устремление освоить приемы научной работы, но также и зародыши будущих фантастических теорий.