Оккультный Сталин - Первушин Антон Иванович

11 ноября 1942 года нацисты предприняли очередную попытку штурма города. В этот день они смогли занять южную часть завода “Баррикады” и пробиться к Волге. Героически сражавшиеся войска армии генерала Чуйкова оказались рассеченными на три части. Но вот в самый критический момент битвы бойцы одной из таких частей увидели на небе нечто такое, что заставило их содрогнуться – в ночном осеннем небе Сталинграда появилось Знамение, указывающее на спасение города, армии и на скорую победу советских войск. К сожалению, отчет уполномоченного по делам РПЦ умалчивает, что конкретно увидели воины в Сталинградском небе».

«У меня отец был священником, дед и прадед были священниками. Четыре класса окончил сельской школы. Пошел служить псаломщиком... В 1938 году был рукоположен в сан диакона... Перед самой войной служил диаконом в Костромском кафедральном соборе. Оттуда меня и взяли в армию. Призвали, когда началась Великая Отечественная война. Увезли сразу на окопы. Подходит ко мне офицер, видит, я человек грамотный, спрашивает: “Вы где учились?” – “Я окончил четыре класса”. – “Не может быть! А дальше?” – “Я – диакон”. – „Всё ясно Вы служили у священноначалия. Принимайте все бригады под ваше руководство“. Два дня я руководил всеми бригадами. Потом приезжает генерал. Просит показать диакона. Он подводит ко мне. Генерал Шеволгин спрашивает: “Вы согласны ехать в офицерское училище?” Я: “Согласен”. Меня отправили в училище в Великий Устюг Там я проучился шесть месяцев Всем присвоили знание младшего лейтенанта. Мне присвоили звание лейтенанта, потому что я очень хорошо знал всё, наизусть. Окончив училище, я сразу попал под Сталинград, командиром взвода разведчиков..

Немцы шли в бой – у них у всех было написано по-немецки “С нами Бог”. Немцы давили танками женщин, стариков, детей. На гусеницах были волосы, кровь, мясо. Но мы-то шли со знаменем – там была красная звезда. Но была еще иконка в кармане и крест. У меня до сих пор хранится “Святитель Николай”, пробитый пулей...»

«На второй день войны я был призван на защиту нашей Родины. Причастился в Николо-Кузнецком храме и на другой день был направлен на Ленинградский фронт. У меня не было родителей, меня благословила старушка 92 лет, дальняя родственница, и сказала: “Ты будешь жив, люби и защищай Родину”. <...>

Меня спрашивают: какое ваше самое сильное впечатление от войны?

В самое тяжелое время блокады Ленинграда недалеко от входа (на кладбище) мы увидели девочку лет тринадцати, склонившуюся и стоявшую на одном колено. На ней была шапка-ушанка, и вся она была немного занесена снегом, а сзади на санках был труп женщины, умершей от голода, – видимо, мать девочки, которую она не успела похоронить (и замерзла сама). Эта страшная картина потрясла меня на всю жизнь. <...>