Оккультный Сталин - Первушин Антон Иванович

Федоров родился в 1828 году. Окончив Ришельевский лицей в Одессе, преподавал историю и географию в разных уездных училищах. В 1868 году Федоров стал помощником библиотекаря в Чертковской библиотеке, вместе с ней перекочевав в библиотеку Румянцевского музея.

Федоров до самозабвения любил свою работу. А его эрудиция не знала границ. С ним советовались историки и писатели, поэты и математики.

Слава о Николае Федорове шла по Москве, его называли мудрецом, богословом, философом. Лев Толстой сказал о нем: «Я горжусь, что живу в одно время с подобным человеком». Познакомившись в 1881 году с Федоровым, великий писатель пометил в дневнике: «Ник. Фед. – святой. Каморка. Исполнять? Это само собой разумеется. Не хочет жалованья. Нет белья. Нет постели».

«Исполнять»? «Это само собой разумеется»? Может быть, речь идет о жизненных принципах Федорова, близких самому Толстому?..

Философ действительно жил в каморке, ходил в поношенной одежде, питался хлебом и чаем.

Рис.2.1. Николай Федоров (портрет работы С.А.Коровина, 1902 год)

Впрочем, скромность Федорова была совершенно особого рода. Внешне неприметный заведующий каталогом искренне и непоколебимо верил, что всё человечество, миллиарды людей, в течение тысячелетий будут работать над претворением в жизнь его учения, изложенного в фундаментальном труде «Философия общего дела».

В этом труде Николай Федорович доказывал, что раньше или позже восторжествует супраморализм (сверхмораль), суть которого в обожествлении предыдущих поколений («отцов») и в нестерпимом желании вернуть эти поколения к жизни. Все люди, когда-либо жившие на Земле, должны быть воскрешены!

«Воля к воскрешению, – писал Федоров, – или когда вопрос о возвращении жизни ставится целью разумных существ, – приводит к морализации всех миров вселенной, ибо тогда все миры, движимые ныне бесчувственными силами, будут управляемы братским чувством всех воскрешенных поколений; в этом и будет заключаться морализация всех миров, равно как и рационализация их, ибо тогда миры вселенной, движимые ныне бесчувственными и слепыми силами, будут управляемы не чувством только, но и разумом воскрешенных поколений...»

Цель, конечно, благородная, но как это осуществить на практике?

Федоров считал, что если два атома были когда-то рядом в одном организме, то от этой близости в них остается след, и по этому следу можно когда-нибудь будет их найти и воссоединить.

Допускал Федоров и другой путь воскрешения – генетический, непосредственно из материи тела сыновей воссоздать их отцов, а из тех – их отцов и так далее.

Однако и тут возникает вопрос: где разместить миллиарды воскрешенных людей? Ответ только один – в бескрайнем космосе. Так, в супраморализм Федорова проникает космизм.

Главной идеей «русского космизма» есть идея непосредственного взаимодействия человека и космоса – причем, двусторонняя.

До Федорова космос и космическое в философском сознании обычно были воплощением беспредельного, абсолютного и недоступного ограниченному человеческому пониманию, оставаясь предметом медитации, высокого восхищения, смешанного с трепетом ужаса перед бездной небытия. Созерцательное отношение к космосу, уходящее в глубокую древность, преобладало многие века. И только начиная с Федорова, в философию и науку входит требование преобразовательной активности со стороны человечества, направленной на макрокосмос.

«Борьба с разъединяющим пространством» для мыслителя – «первый шаг в борьбе со всепоглощающим временем». Две глобальные победы человечества: над пространством и временем – взаимосвязаны и взаимозависимы. Полем преображенной бессмертной жизни может быть не только вся Вселенная, бесконечная и неисчерпаемая в своих энергетических и материальных возможностях, а также и долгоживущие, а потом и бессмертные создания с биологически гибким, переделанным организмом, которые смогут жить и творить в самых невероятных внеземных условиях. Федоров писал, что предстоит «не только посетить, но и населить все миры вселенной».

Однажды Лев Толстой рассказывал об учении Федорова членам Московского психологического общества. На недоуменный вопрос: «А как же уместятся на маленькой Земле все бесчисленные воскрешенные поколения», Толстой ответил: «Это предусмотрено: царство знания и управления не ограничено Землей». Его заявление было встречено смехом...

Такой реакции следовало ожидать. Космонавтика в Императорской России была уделом чудаков, воспринималась юмористически, и Федоров, поддерживая ее своей философией, ставил себя в ряд с другими «сумасшедшими». Но, вопреки общему мнению, Николай Федорович верил, что Россия будет когда-нибудь лидировать в космосе. И даже предлагал свою программу по приобщению населения Империи к идее межпланетных перелетов. Он писал: