Князь Рус - Никитин Юрий Александрович

– Принимаем!

Рус заметил, что на чернобородых посматривают с осторожностью и скрытой неприязнью не только Соломон, но еще трое старцев. За исключением разве что величавого старейшины, который прибыл в воинский стан скифов первым, – Аарона. Соломон вовсе непроизвольно отодвинулся, словно прикосновение к Иисусу оскверняло.

Бугай хохотнул, смотрел одобрительно. По его чистому открытому лицу было видно, как его страшная секира рассекает Иисуса от черных кудрей на лбу и через кудрявую бороду дальше, разваливает пополам, обнажая трепещущую печень, горячую и полную жизни…

Рус вмешался, он чувствовал, как по телу прокатывается горячая волна радости:

– Это не враги, а противники. Стоящие напротив. И достаточно одного кола. Кто победит – увидим по тому, кто срубит голову противника и водрузит на кол!

Напротив сидели потрясенные, только двое чернобородых братьев не дрогнули, смотрели с прежней ненавистью и угрозой. Они двое выглядели как два черных сокола среди голубей.

– А раненых… – сказал старец.

– Раненых не тронем, – пообещал Рус великодушно. – Лежачих не добивать… ежели те бросят оружие. Кто выскочит за черту, не преследовать. С вашей и нашей стороны надо отобрать крепких людей, чтобы следили за порядком. Других на поле брани не допускать! С чьей стороны на поле ступит хоть один человек – та сторона и будет считаться проигравшей все эти земли! Ей надлежит уйти в течение суток.

– Двух, – сказал Бугай добродушно. – Не соберутся! Они ж запасливый народ. У них столько тряпья…

– Двух, – согласился Рус. – Потерпим.

Челядинцы заглядывали робко, подавали знаки, но Соломон разрешил подать только холодный квас. Дабы скифы не пили прямо из кувшинов, им ставили большие чаши, а молодая женщина, вся укутанная с головы до ног, видны только большие блестящие глаза, наливала этим громыхающим гигантам.

Рус видел озабоченные лица, даже Бугай пробовал хмуриться и двигал бровями. Все вроде бы оговорено, но как бы не допустить промашку. Сейчас заключают ряд, потом все пойдет по ряду, его обязаны блюсти обе стороны, и этот порядок становится малым Поконом. Или законом, как говорят иудеи.

– Вроде бы все, – сказал он неуверенно. Поглядел на Корнилу, тот молчал весь совет. Волхв наклонил голову. Бугай и Моряна переглянулись, кивнули. – Вроде бы все… Главное, чтобы никто не вмешался! Ежели кто выскочит за черту – пусть, лишь бы не возвращался, когда переведет дух, но если кто вмешается из-за черты – наш ряд нарушен!

Соломон поднял испытующий взгляд на чернобородых братьев:

– Мы выделим отряды. Для охраны. И расставим вдоль своей стороны.

– А мы со своей, – пообещал Рус.

– Мы обещаем, – продолжил Соломон, – что с нашей стороны никто не переступит черту.

Лица старейшин были строгими. Похоже, подумал Рус, что для иудеев, и так опутанных множеством законов, исполнение их тоже бывает обязательно, как для скифов – всегда.

Наверное, у него был слишком победный вид. Или в душе этого иудея до поры до времени спала душа воина. Рус видел, как чернобородый смотрит ненавидяще, но сдерживается, и это нравилось. Настоящий боец, с этим он скрестит меч в бою, а не на бойне, как будет с остальными.

Рус все еще улыбался, когда чернобородый кашлянул, сказал негромко:

– Ты завтра не будешь так радоваться солнцу, гой.

– Почему? – удивился Рус. – Мы сражаться умеем. А вы – нет.

– Мы сражались с величайшими народами мира, – сказал Иисус с мрачной гордостью. – Нас долго не мог одолеть даже могучий Рим…

– Но все-таки одолел? – прервал Рус. Ему нравилось дразнить этого черного. Хоть один не спит на ходу, на соплях не оскользается. В глазах злость и вызов, землю роет от ярости. Настоящий мужчина. – И не он ли захватил ваши земли?

– Увы, – почти прорычал Иисус, – на стороне римлян была вся мощь мира. Римляне правили всем белым светом. Никто не смел противиться им на всех землях, известных человеку. Если хочешь знать, как мы сражались, то расскажу один-единственный случай… Так вот, когда мой крохотный народ многие годы сражался с могучим Римом…

Рус прервал:

– А Рим об этом знал? Мы, к примеру, ни о каком Риме не слыхали. Но ты продолжай, продолжай!

– Так вот, остатки нашего войска отступили в неприступную крепость на вершине горы Массада. Римляне долго бросались на штурм, поливая своей кровью белые скалы, пока те не стали красными, как киноварь, а под ногами не захлюпала кровь, как вода в озере при сильном ветре. Потом нас пытались взять осадой, но в крепости успели запасти еду, а родники давали чистую воду. И тогда римляне начали насыпать из камней искусственную гору, чтобы сравняться со стенами и ворваться через них… Их было как песка морского, а наших войск осталось всего две тысячи. И в последний день, когда стало ясно, что римляне ворвутся в крепость, защитники собрались на последний совет. И сказали они: поскольку мы решили ни у кого не быть в услужении, кроме своего бога, то мы должны успеть погибнуть сами. Пусть жены и дочери наши умрут необесчещенными. И так как решено, что все мы умрем, то бросим же жребий, выберем десятерых, которые убьют всех, а потом и среди десяти бросим жребий, чтобы один убил всех, а затем убил себя.

Рус прервал, глаза его горели воодушевлением:

– Они правы! Самоубийство – большая вина. Потому смерть лучше принять от другого, чем убить себя самому.

– Да, – согласился Иисус, – это не было самоубийством, а массовым убийством. Сперва убили жен и детей, потом все две тысячи воинов легли на пол, подставив горло, и десять убили их, потом эти десять легли в кровь среди трупов, и один убил их, а потом и себя. Таким образом самоубийство совершил лишь один человек…

Рус прервал:

– Будь я вашим богом, я бы простил его грех!

Иисус сухо кивнул:

– Я уверен, что господь так и сделал.

На его глазах заблестели слезы. Он ушел с гордо поднятой головой и прямой спиной. Громко хлопнула дверь. Рус проводил его долгим и, как заметил Соломон, уважительным взглядом.

– В нем душа воина, – заметил он.

– Увы, это так, – согласился Соломон грустно. – Хотя один пустячок он либо не знал, либо забыл… Либо предпочитает верить так, что удобнее воину.

– Какой пустячок?

– Последний, его звали Иосиф, который убил оставшихся десятерых… он не покончил с собой.

– Что?

Соломон печально кивнул.

– Он совершил большее. Когда римляне утром ворвались в воинский стан на Массаде, они увидели ручьи крови, горы трупов, и пока в ужасе и удивлении бегали орущей растерянной толпой, не понимая, что же произошло, сбивали друг друга с ног, Иосиф сумел затеряться среди них, ускользнул, а спустя годы он написал «Записки об Иудейской войне», где и поведал, как все произошло.