Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1 - Дюма Александр

Дело в том, что огородники из парижских пригородов уже отправлялись в Париж на рынки.

Осмотрев местность, офицер выбрал замковый ров как наиболее безопасное место.

Когда допрос окончился, герцог поднялся в свою комнату и заснул.

Он спал глубоким сном, когда за ним пришли — зачитать приговор и исполнить его.

Поскольку приговор положено зачитывать на месте казни, его подняли, и заставили одеться.

Герцог настолько был далек от мысли, что его приговорят к смерти, что, спускаясь по лестнице, ведущей ко рву, спросил:

— А куда мы идем?

Почувствовав идущий снизу холод, он дотронулся до руки коменданта, несшего фонарь, и тихо произнес:

— Меня посадят в подвал?

Не было нужды отвечать ему, поскольку вскоре все и без того стало ясно.

При свете фонаря, который держал комендант Арель, принцу прочли приговор. Он выслушал его невозмутимо. Потом достал из кармана письмо, которое, по-видимому, заранее приготовил на этот случай. В письме был локон его волос и золотое кольцо. Он отдал его лейтенанту Нуаре, тому из членов суда, с которым немного общался по прибытии в Венсен и который внушал ему симпатию.

Командир отряда, назначенного для расстрела принца, спросил его:

— Хотите встать на колени?

— Зачем? — удивился принц.

— Чтобы легче встретить смерть.

— Ни один Бурбон, — ответил герцог Энгиенский, — не склонял колени ни перед кем, кроме Бога.

Солдаты отошли на несколько шагов и, расступившись, открыли взору могилу.

В этот момент маленькая собачка, сопровождавшая герцога от самого Эттенгейма, вырвалась из комнаты, подбежала к крепостному рву и бросилась под ноги хозяина с громким лаем.

Принц наклонился, чтобы погладить собаку и, видя, что солдаты уже держат ружья наготове, сказал:

— Позаботьтесь о моем бедном Фиделе, это все, о чем я вас прошу.

И, выпрямившись, он произнес:

— Я в вашем распоряжении, господа, стреляйте!

Одна за другой последовали короткие команды: «На плечо!», «Товсь!», «Кладсь!» и «Пли!», раздались выстрелы, принц упал.

В той же одежде, в которой он был, его положили в заранее вырытую могилу, мгновенно тело засыпали землей, и солдаты, утрамбовывая ногами землю, постарались затоптать и след, оставленный упавшим телом.

Едва приговор был произнесен, как члены суда пожелали покинуть Венсен, каждый требовал свой экипаж, у ворот замка поднялась суматоха, но пока не прозвучали выстрелы, возвестившие, что все кончено, никто из тех, кто приговорил несчастного принца к смерти, так и не уехал.

Тогда ворота, закрытые, вероятно, по приказу сверху, открылись, каждый занял свое место и приказал кучеру быстрее покинуть проклятый замок; можно подумать, что эти храбрые воины, не раз встречавшиеся со смертью на поле боя и не отступавшие перед ней, спасались от призрака.

Савари, возможно, более всех взволнованный, тоже отправился в Париж; но на заставе встретил г-на Реаля, в костюме государственного советника едущего в Венсен. Он остановил Реаля и спросил:

— Куда вы едете?

— В Венсен, — ответил г-н Реаль.

— Что вы собираетесь там делать? — задал вопрос Савари.

— Допросить герцога Энгиенского, я получил об этом приказ первого консула.

— Герцог Энгиенский уже четверть часа как мертв, — произнес Савари.

Г-н Реаль вскрикнул от изумления, можно сказать, от ужаса, и смертельно побледнел.

— Ах! И кто же так опрометчиво поспешил казнить несчастного принца? — спросил он.

«При этих словах, — пишет Савари в своих «Мемуарах», — я начал сомневаться, что смерть герцога Энгиенского — дело рук первого консула».

Г-н Реаль вернулся в Париж.

Савари отправился в Мальмезон с отчетом Бонапарту о том, что он видел. Он прибыл туда в одиннадцать часов.

Первый консул, казалось, удивился известию о смерти принца не меньше Реаля. Почему не дали хода прошению о встрече, которое написал герцог?

— Насколько я знаю его характер, — сказал Бонапарт, — между нами все было бы улажено.

Затем он стремительно принялся шагать по комнате и воскликнул:

— Здесь есть нечто, чего я не понимаю! То, что суд вынес решение, основываясь на признании герцога Энгиенского, понятно; но это признание было сделано в начале процесса, и приговор не должен был быть исполнен до тех пор, пока г-н Реаль не допросил герцога по вопросу, который необходимо было прояснить.