О доблестном рыцаре Гае Гисборне - Никитин Юрий Александрович

Лошаденка у него мелкая, но резвая, бежала до самого леса, а там крестьянин вытянул руку, указывая на часть леса, где дубровник неспешно переходит в березняк, а дальше то ли непролазная чаща клена, то ли так тесно сомкнули ряды лиственницы.

– Ваша милость, – прошептал он, – это вот там! Дальше, знаю, хорошая такая поляна с ручьем. Там лучшее место, чтобы остановиться и глумиться над нашими женщинами! И делить добычу. Там еще дуб такой могучий, его зовут дубом самого Одина…

Гай сказал так же тихо:

– Хорошо, оставайся здесь. Или дуй в деревню. Беннет, Дарси!

– Здесь, ваша милость.

– Приготовьте стрелы. За мечи хватайтесь не раньше, чем на вас бросятся.

– Выполним, ваша милость, – ответил Беннет, взглянув с осторожностью. – А их в самом деле там два десятка?

Гай буркнул:

– Но и не сотня же? Обычно в шайке три-пять человек. От силы – семеро.

– Но тот мужик говорил насчет двух десятков!

Гай отмахнулся.

– В темноте всегда все страшнее.

– Пусть семеро, – проговорил Беннет. – Двоих мы с Дарси уберем сразу, он уже птицу бьет на лету… Ну, а потом как получится и как повезет…

– Вот и хорошо, – сказал Гай нетерпеливо. – Это не взятие Акры или Иерусалима, чтобы вот так все до последнего шажка! Навалимся и просто всех без всякого там. Что тут сложного?

Беннет ответил со вздохом:

– Вам виднее, ваша милость.

Дальше они пробирались молча, коней оставили на опушке. Беннет с Дарси остановились, только чтобы натянуть тетивы на луки, а затем пошли за Гаем следом, наложив стрелы и цепко держа в пальцах оперенные кончики стрел.

Деревья то сдвигались так, что не протиснуться, то чуть расступались, но между ними оказывались зависшие трухлявые стволы, только тронь, рухнет и придавит. Ветер носится по верхушкам, а здесь ветра не бывает. Ноги то и дело проваливаются в норы зверей, иногда слышится рассерженный писк. Однажды что-то злое вцепилось Гаю в носок сапога, но когда он поднял ногу, на сапоге остались только следы острых зубов.

Все трое вспотели, за шиворот сыплется древесная труха, сосновые иголки, падают мелкие жучки и отчаянно скребутся, пытаясь выкопаться на свободу.

Гай уже начал сомневаться, не обманул ли мужичок, когда настороженные уши поймали далекий смех, а через минуту и пьяно-веселые голоса.

Он удвоил осторожность, Беннет и Дарси начали расходиться в стороны, а он обнажил меч и начал всматриваться в появившийся между деревьями просвет.

Поляна широка, посредине чудовищно толстый дуб. Настолько могучий, будто его и в самом деле посадил Один: толстые, как ляжка коня, нижние ветви простерты горизонтально, а веточки на кончиках даже опускаются к земле.

Вокруг дуба ничего не растет, что понятно, хозяин не дает никому ни солнца, ни воды, зато сейчас там под ветками расположились разбойники. Гай быстро пересчитал их, вообще-то мужичок оказался к истине ближе: двенадцать человек, но только двое показались ему бойцами, возможно, изгнанные из армии за мародерство. Остальные же простые воры, возле них дубинки на земле да простые пики без наконечников, просто палки с заостренными концами.

Почти все разлеглись на поляне, пьют и жрут. В сторонке отчаянно вскрикивают женщины, с них уже содрали платья и привязывают руки и ноги к вбитым в землю колышкам. Трудятся над этим четверо, а еще трое наблюдают и отпускают шуточки.

Он прошептал:

– Стрелять не раньше, чем меня увидят…

Никто не ответил, Беннет уже далеко слева, Дарси справа, но, возможно, знают, что делать, Беннет битый волк, а Дарси быстро превращается в свирепого волчонка…

Он глубоко и часто подышал, взвинчивая скорость и ярость, выдвинулся из-за дерева и побежал, стараясь не привлекать внимания.

Его и не замечали, пока он не пробежал десяток ярдов, кто-то закричал не столько в панике, как в глупом изумлении. Некоторые начали подниматься, Гай уже несся на полной скорости, сбил одного с ног, стремясь добраться до тех, кто явно вожаки, но постоянно попадалось мужичье с дубинками, он рубил быстро и яростно, наконец скрестил с одним мечи, тот оскалил зубы и заорал:

– А, тот самый шериф?.. Ну, пришел твой час.

Гай молча разрубил ему голову, развернулся и полоснул лезвием по лицу второго, что попытался ткнуть его пикой.

Сзади раздался звериный боевой клич Беннета, топот ног Дарси и его крик:

– Первый отряд, заходи справа! Второй – не дать уйти слева!

Разбойники завопили, кинулись в бойню, мечи Беннета и Дарси засверкали, как молнии в ночи, трое упали сразу, остальных рубили быстро и яростно, разбойники орали и бросались в разные стороны, сбивая друг друга с ног.

Гай рубил, пока уцелевшие не бросили оружие, их осталось трое, и не опустились на колени. Еще двое катались по земле, пытаясь вытащить застрявшие глубоко во внутренностях стрелы с зазубренными наконечниками, остальные распростерлись неподвижно.

Беннет, с окровавленным мечом, огляделся дико, грудь ходит ходуном, лицо еще пышет жаром схватки.

– Ваша милость, а что с этими?

– Одного повесить, – распорядился Гай. – Остальных зарубить, чтобы не забивать голову процедурными вопросами.

– Ну да, – сказал Беннет глубокомысленно. – Они оказали сопротивление при аресте и потому были убиты, а не повешены. Так?

– Правильно понял, – одобрил Гай. – Дарси, ты как?

– Даже не ранен, – ответил Дарси бодро, хотя кровь течет по руке, а на лбу широкая ссадина. – Вешать… которого?

– Да какая разница, – ответил Гай раздраженно. – Какой ты щепетильный!.. Все люди равны, как сказал Господь, а ты кого-то хочешь выделить? Нехорошо. Просто чтоб видно было: закон в действии! Так что годится любой.

Меч в руке Беннета дважды сверкнул, и два тела опустились на землю в нелепых позах. Дарси пошарил среди награбленного и отыскал все-таки веревку, прочную и такую длинную, что можно бы перевешать всех разбойников графства.

Гай отыскал в кустах тщательно замаскированные шалаши, целых пять, в двух разбойники хранили награбленное. В основном бедная крестьянская одежда и обувь, но в последнем Гай увидел под кучей тряпья сундук с уже сбитым замком.

Он откинул крышку, покачал головой. Церковная утварь, вся прекрасной отделки, хотя не серебро или золото, однако тонкая работа умелых мастеров, пара дорогих подсвечников, большая медная чаша для церковных служб.

Беннет разрезал веревки на руках и ногах женщин, они рыдали и закрывали ладонями лица, у одной уже в кровоподтеках, у двух только сорваны платья.

– Ничего не случилось, – повторял Беннет настойчиво. – Они не вас испоганили, а себя запятнали перед Господом. Вы чисты, что бы с вами ни случилось! Чисты и перед людьми, и перед Господом. Поднимайтесь, хватит реветь, вас дома семьи ждут.