О доблестном рыцаре Гае Гисборне - Никитин Юрий Александрович

Гай слез, связал его и, зацепив веревку за седельный крюк, вставил ногу в стремя.

– Ну… пожалуй, этим трем мы больше не понадобимся.

Разбойник сперва долго бежал следом, но когда впереди показалось село, Гай пустил коня в галоп, услышал сзади удар о землю и болезненный крик, но не стал даже оглядываться.

В селе народ выбежал навстречу, Гай крикнул грозно:

– Кто здесь констебль?

– Он сейчас в лесу, – крикнули ему из-за высокого забора, – там кого-то зарезали и обобрали…

– А коронер почему молчит?

– Коронер тоже там…

Гай огляделся, ткнул пальцем в трех рослых мужиков.

– Ты, ты и ты! Поручаю вам поставить виселицу. Можете привлечь еще народ. Помост пошире, а перекладину сразу на три-пять петель… Нет, не для этого дурака, что пытался ограбить самого шерифа. Этого – на дерево!

Он проследил, как истерзанного волочением по земле разбойника потащили к высокому дереву, один из парней быстро залез наверх и закрепил там веревку.

Притащили стул, заставили туда взобраться разбойника, тот почти не соображал от боли, что его заставляют делать, надели на шею петлю и тут же по кивку шерифа выдернули стул.

Ноги несчастного задергались в воздухе, он хрипел, корчил рожи и пытался достать ногами до ствола.

Гай вскинул руку.

– Принц Джон, – сказал он притихшим крестьянам, – заменяющий законного короля Ричарда Львиное Сердце на время его отсутствия, повелел мне очистить эти земли от разбойников, чтобы мирные жители могли трудиться без боязни быть ограбленными. Клянусь своей жизнью, что я это сделаю… или погибну на этом богоугодном поприще.

Крестьяне слушали молча и серьезно, один в переднем ряду, поймав острый взгляд шерифа, вздрогнул и сорвал с головы шапку.

– Да-да, ваша милость! Вы такой, сделаете!

Гай сказал властно:

– Подхалим? Ну-ка, иди поближе.

Крестьянин вздохнул и сделал пару шагов вперед. Гай окинул его цепким взглядом.

– Хорош, – сказал он, – все в тряпках, только ты в новенькой коже. Сколько оленей убил за этот месяц?

Крестьянин вздрогнул.

– Я? Да ни одного!

– Почему?

– Дык я… вообще их не бью!.. Нельзя, говорят. Запрещено.

Гай кивнул.

– Ага, запрещено. А ты так и слушаешься этих запретов?

– Ну а как же, – сказал крестьянин уже более уверенным голосом. – Меня ж отец и мать учили когда-то, что некоторые вещи можно, а некоторые – нельзя…

– …но если очень хочется, – продолжил Гай, – то можно?.. Не думаю, что эти кожаные штаны тебе сшили в городе. Чувствуется местная работа. Может быть, сам и шил?.. Или только бьешь оленей, а выделывают кожи и шьют другие?

Крестьянин насупился.

– Да не бью я, ваша милость! Но вообще-то это несправедливо…

– Что?

– А то, что лорду позволено стрелять оленей, а нам нет?.. Разве не все мы от Адама и Евы?

Гай тяжело вздохнул, остро пожалел, что нет с ним Хильда, тот бы ответил правильнее, со ссылками на Библию и высказывания отцов церкви.

– Может быть, – согласился он, – в этом и есть несправедливость. Но давай разберемся… Когда лорд выезжает на охоту, он везет с собой гостей, сзади на телегах тащат посуду, котлы, мешки с крупами, овощи, да и мясо тоже, сам знаешь. Вот они гонят оленя, вот догоняют, лорд прыгает на него и красиво перерезает горло… Все рукоплещут, поздравляют, после чего оленя тащат на место стоянки, разделывают, жарят на вертеле, а в это время актеры кувыркаются, жонглеры что-то там бросают и ловят…

– Булавы, – подсказал крестьянин, – сам видел из-за дерева!

– Вот-вот, эти самые, – сказал Гай, не обращая внимания на оговорку браконьера. – Потом едят оленину, пьют вина, рассказывают, кто где воевал, какие подвиги совершил, орут песни, бахвалятся трофеями, пляшут… в общем, домой их развозят затемно. В следующий раз на охоту поедут разве что через месяц. Верно?

Браконьер кивнул.

– Ну…

– А теперь берем тебя и твоих односельчан, – сказал Гай. – Вы бьете оленей без шума, без танцев, без песен, спокойно и деловито. Бьете почти каждый день. Бьете и самок, и молодых оленят, что никогда не позволят себе лорды. Жители одной только деревни убивают оленей в сто раз больше, чем лорд с его шумными гостями. Так в Англии скоро оленей вообще не останется! Но я как-то не больно пекусь о поголовье оленей…

Браконьер приободрился.

– Ваша милость?

– Меня другое беспокоит, – сказал Гай откровенно. – Вы бьете оленей еще и потому, что не хотите платить налоги за скот!.. Приходит сборщик налогов, а вы ему пустой двор показываете… Умно, ничего не скажешь.

Браконьер потупился и пошаркал ногой землю.

– Ваша милость, но у многих в самом деле, бывает, во рту хлебной крошки не бывает…

– Еще бы, – сказал Гай саркастически, – уже привыкли жрать оленину без хлеба! Но вот что я скажу, дружище. Отныне те хозяйства, где нет скота, будут облагаться двойным налогом. Нет, тройным!.. А кто не сможет выплачивать, того в суд, а там решат…

Браконьер вздрогнул.

– Знаем ваши суды!

– Они же и ваши, – ответил Гай. – Из местных выбираете, не из Франции вам их привозят!

Выезжая из леса, он сразу заметил огромную трубу из обожженной глины, подвешенную над оврагом, и не понял сразу, что за чудо, зачем здесь и почему, и только проезжая под нею, услышал над головой журчание воды.

Дальше труба разрезает холм почти до середины, а затем опять соскальзывает в воздух и через десятка два ярдов с облегчением ложится пузом на стену монастыря.

Молодцы монахи, мелькнула мысль. Это даже лучше, чем акведуки. Никакой мусор не попадет сверху. И даже ворона не нагадит. Чистейший водный поток бежит и бежит в монастырь. Расстояние около двух миль, кажется, чудовищно много, однако в Европе видел, как в болотистом Париже монахи умело осушают земли, треть столицы сейчас там, где совсем недавно была трясина, тамплиеры в кратчайшие сроки убрали огромное болото, а после этого на осушенной земле построили свою пристань на Сене.

Цистерцианцы аббатства Дюн в Западной Фландрии отвоевали земли у моря, их кипучая активность простирается от Фюрн до Хюлста в Голландии, семнадцать тысяч гектаров они возвратили суше только вблизи одного этого места. Бенедиктинцы Сент-Жюстин перегородили плотиной течение реки По, а монахи аббатства Троарн – реку Див в Нормандии. Камальдолийцы устраивают искусственные озера. Другие монахи производят осушение земель, чтобы спасти остров Помпоза от воды. Повсюду монахи занимаются совершенствованием водных путей. Широкие рвы, соединяющиеся с Сеной, прорыты ими для того, чтобы защитить аббатство Сен-Жермен де Пре.

Настоятели аббатства Сен-Виктор в Париже повернули течение реки Бьевр для орошения своих садов и приведения в действие водяных мельниц. Обеспечив район Тампль, воды Бельвиля питают теперь приорат Сен-Жермен де Шан и фонтан Вербуа.