О доблестном рыцаре Гае Гисборне - Никитин Юрий Александрович

А здесь все, тщательно вымыв руки, чего не делают даже короли, приходят строго вовремя, встали у своих мест и ждут прихода аббата, что тоже не задерживается, аббат произносит короткую молитву, что есть сигнал к началу трапезы. Едят тихо, ножи и ложки не стучат, о тарелки не звякают, даже орехи нельзя разгрызать, а только вскрывать ножом, нельзя есть хлеб до первой подачи блюд, нельзя пить с набитым ртом…

Монах должен есть то, что подали, и в исключительных случаях может приличным жестом отказаться от предлагаемого. Неприлично заглядывать в тарелку к соседу, озираться по сторонам, нужно сидеть спокойно и строго, опустив глаза в свою тарелку. Хлеб резать тоже только аккуратными слоями, а не ломтями, внимательно слушать чтение, вкушать благоговейно и достойно. Если же у одного из соседей чего-то недостает, можно кивком указать прислуживающему, так же кивком монах благодарит брата, подавшего ему недостающее. Крошки за собой монах собирает либо своим ножом, либо маленькой щеточкой, специально предназначенной для этих целей. Следует быть аккуратным, чтобы не повредить скатерть, не разрешается сморкаться в салфетку, ею также нельзя чистить зубы или утирать кровь из носа.

Пить можно только сидя, а стакан или чашу держать обеими руками, почитая память отцов за их первоначальную простоту. Нельзя жаловаться, если на стол забыли что-то подать. Это заметят и все поправят. Но можно привлечь к себе внимание прислужника, чтобы указать, что чего-то недостает у его соседа. Это проявление милосердия. Гай помнил случай, о котором со смехом рассказывали крестоносцы в походе: однажды монах обнаружил в своей тарелке огромного таракана. Что делать? Жаловаться нельзя. Есть такую пищу – тем более, к тому же грешно. Но можно проявить милосердие и выступить в защиту своих соседей. Монах осторожно подзывает к себе прислужника и шепчет: «Почему же отец Ансельм не имеет права на таракана?»

Аббат сказал Гаю с извиняющейся улыбкой:

– Простите, ваша милость, как я уже говорил, мясо мы не едим, так что придется вам довольствоваться, как и мы все, птицей…

– А птица не мясо? – спросил Гай.

Аббат перекрестился.

– Птицы сотворены Господом в один день с рыбами, потому они не мясо.

– Те, которые плавают?

– И которые летают.

Дальше вкушали молча, Гай поглядывал на монахов, и странное чувство заползало в грудь все глубже. Они живут не так, «как все люди», над ними свысока хохочет каждый мужик в трактире, но значит ли это, что тот туповатый крестьянин прав, а они живут неправильно?

А может, это весь мир живет неправильно?

Крестьянин, к которому послал аббат, сперва упирался и уверял, что ничего не видел и не знает, Гай заметил, строго глядя ему в глаза, что может привлечь за браконьерство, улики найдет, это нетрудно, но если укажет логово разбойников, то он, ноттингемский шериф, закроет глаза на его прошлые грехи.

Бедный браконьер вздыхал и охал, потом проговорил тихонько:

– Если узнают, меня со всей семьей уничтожат! А у меня жена еще молодая и детей семеро…

Гай сказал так же тихо:

– А ты разве не слышал, что мы в трех милях отсюда истребили две шайки?.. Ни один не ушел!

– Хорошо, – сказал он обреченно, – я проведу. Только отряд надо большой. Их побольше, чем у Кнуда Железнорукого…

– Откуда знаешь? – спросил Гай. – Ладно, не отвечай. Даже если сам был одним из них, мне важнее то, что сейчас живешь с семьей и растишь детей. Я соберу отряд и приеду. Никуда не исчезай!

– Ваша милость, теперь мне уже отступать некуда!

– Вот и хорошо, – сказал он.

Конь понесся было обратно, дорогу помнит, но Гай посмотрел на небо, солнце еще высоко, можно успеть заглянуть еще в один монастырь, что поблизости, кажется, там тринитарии, если Хильд ничего не перепутал…

По прямой, как ворона летит, в самом деле близко, но ему пришлось пересекать три ручья, объезжать болото и потому увидел перед собой громаду монастыря, только когда солнце, судя по мутному пятну, уже склонялось к краю земли.

С ворот его заметили даже раньше, чем обычно замечают с башни замка, суровый голос окликнул строго:

– Кто тревожит покой мирных монахов?

– Мирный шериф графства, – ответил Гай дружелюбно.

– С какой целью?

Гай ответил в том же дружеском тоне:

– Друзья могут заходить и без цели. Кстати, шериф графства имеет право заходить как в замки баронов, так и в монастыри! Без их приглашения.

Голос сверху сказал удрученно:

– С этом спорить можно… но не сейчас.

Гай ждал, что отворят калитку, но распахнули ворота, монахи со своим трудом не считаются, обе створки такие, что десять таранов разобьют лбы, прежде чем поцарапают окованное толстыми железными полосами дерево.

– Заходите, шериф, – сказал монах настороженно. – Что вам нужно?

Гай пустил коня вперед, а по ту сторону ворот соскочил на землю.

– Да я заехал по дороге, – ответил он легко, – узнать, вдруг вам что нужно. И сообщить заодно, что власть восстановлена, закон и порядок снова… работают. Ну, как получается.

Монах изучающе разглядывал его серьезными глазами исподлобья, наконец сказал все еще сомневающимся тоном:

– Ну, если так… Оставьте коня, вам вон туда, там наш отец-настоятель. Правда, сейчас подошло время трапезы, у нас она строго в одно и то же время…

Гай сказал с интересом:

– А если опоздать – рухнет мир?

Монах ответил серьезно:

– Дисциплина – это то, что отличает людей от… мирян.

– Ладно, – сказал Гай, – если думаете, что я откажусь, вы ошибетесь очень сильно.

Монах пожал плечами.

– Да кто знает, что у вас в миру едят. У нас же только дозволенное уставом.

– Ничего, – ответил Гай бодро, – я непривередлив.

Оставив коня монаху, он прошел, как уже понял, в главное жилое здание, там встретил еще людей в черных сутанах, его отвели к настоятелю, тот как раз переодевался к ужину, выслушал Гая и вежливо пригласил потрапезовать с ними, а потом поговорить о том, кто чем кому сможет быть полезным.

Гай потянул носом, запахи больно знакомые, но переспросил на всякий случай:

– Это мясом пахнет?

Настоятель сказал кротко:

– Увы, кухня недалеко, а ветер в эту сторону.

– Нет, – пояснил Гай, – я имел в виду… Ну, в монастыре цистерианцев мясо не едят.

Аббат вздохнул.

– Что просто для галлов или италиков, непросто для нас, живущих в холодных северных краях. Святой Отец в Риме это прекрасно понимает, он одобрил нашу замену оливкового масла сливочным, также употребление мяса. Здесь главное, ваша милость, соблюдение норм и строгость исполнения.

Гай подумал, кивнул.

– Да, без дисциплины никак.

– Говядину, – пояснил аббат, – мы едим не каждый день, с этим строго, а только по воскресеньям, вторникам и четвергам, свинину по понедельникам, к мясу добавляем еще и солонину, а по воскресеньям делаем обязательно мясную кулебяку. На ужин каждый монах получает по жареной курице и порцию жареной свинины. Можно жарить также мясо на углях, а вот баранину употреблять запрещено.