Князь Рус - Никитин Юрий Александрович

– Больно много воли ей даешь, – заметил Корнило.

– До нее ли, – огрызнулся Рус. – А запретить ходить им не могу – пообещал!

– Зря.

– Знаю, – ответил Рус еще раздраженнее. – Как-то поймали на слове… Или сумели подстроить, что я ответил так, как им хотелось. Да ладно! Скоро в поединке побьем да изгоним с этих земель. Тогда все решится само.

Корнило смолчал, хотя по лицу было видно, что не стерпел бы и дня. А князь хоть и молод, но молодец, сгоряча ничего не творит. Под крылышком отца да за спинами старших братьев был сущий младенец! А остался без них – матереет не по дням, а по часам.

Один из иудеев, плешивый и покрытый коростой, будто испытывая терпение волхва скифов, рискнул даже приблизиться к тому месту, где стояли князь с волхвом.

– Прости, жрец древних знаний… Я знаю, что настоящие снадобья могут творить только люди, сами близкие к простой жизни… В городах их не создать. Не знаешь ли какого-нибудь средства от облысения?

Корнило покосился на князя, тот едва сдерживает смех, ждет от него возмущенного вопля, и потому Корнило с самым радушным видом снял с пояса баклажку:

– Есть, конечно! Выпьешь всего пару глотков, и одним лысым иудеем станет меньше.

Со стороны леса приближался дробный перестук копыт. Буська мчался во весь опор, маленькая злая лошаденка неслась как хищная птица, прямо стелилась в беге над землей, даже шею вытянула, как летящий гусь. Буська издали заметил князя, повернул коня по широкой дуге, подскакал, запыхавшийся и румяный от бешеной скачки.

– Княже! А что я видел…

– Ну, говори, – бросил Рус с преувеличенной суровостью.

– С той стороны у них тоже есть ворота. Правда, там река, а моста нет, так что никто не ездил… А сегодня, смотрю, ворота открываются. Выехала двуколка ихнего главного! Того, который весь в черном, как ворон. С ним вышли еще двое. Быстренько вытащили из камышей плот, здоровенный такой, загнали туда коня с повозкой, перевезли на ту сторону. Я думал, и дальше пойдут, а они там и остались, а двуколка направилась прямо в лес!.. У меня аж поджилки затряслись. Ну, понимаю, колдовать поехал. Он же у них и есть колдун: не зря же весь как ворон! И старый такой же. Ему, наверное, лет двести…

Рус взмахом подозвал дружинника:

– Ракшаса под седло!

– Уже оседлан, княже.

– Веди сюда. Буська, из тебя получается хороший разведчик! Многое замечаешь.

Буська расцвел от счастья как маков цвет. Глаза заблестели. Он повернул коня:

– Я знаю, где хороший брод!

– Разве мужчинам нужен брод? – удивился Рус. – А ты… Впрочем, ты заслужил. Ладно, поедешь со мной.

Он вскочил на Ракшаса, дружинник опасливо отскочил, конь сразу взвился на дыбы, показывая свою стать, затем с места пошел в мощный галоп. Буська как прилепился сзади, а его лошадка все поняла, мчалась еще больше обозленная, вытягивала шею, будто пыталась укусить черного жеребца.

Они вылетели на крутой берег. Буська ахнуть не успел, как Ракшас в могучем прыжке распластался в воздухе. На миг Буське показалось, что черный конь так и перелетит реку, но тот с мощным плеском обрушился в воду. Брызги взлетели до небес, Буська закусил губу, прошептал умоляюще:

– Не опозорь…

Лошадка сердито скакнула следом. Ракшас как большая хищная рыба поплыл через реку, даже не пытаясь достать копытом дно. Волны взлетели, промочив одежду. Холода Буська сначала не ощутил вовсе: только бы не осрамиться, понукал плыть за Ракшасом, что вон режет волны как большая лодка.

Соломон с трудом вылез из повозки. Сегодня с утра голова была тяжелая, как налитая холодным чугуном, тупая боль с ночи отдавалась в висках, а теперь уже и во всем теле. Но так чувствуют, напомнил себе, не только его сверстники, но и помоложе… Вон отец Хевы – его племянник, а уже еле ноги волочит! Видать, его, Соломона, господь не берет к себе, чего-то ждет от него.

– Дай знак, – попросил Соломон умоляюще, – дай знак, господи…

Меч куется из того же металла, подумал он тоскливо, что и соха. Кто сказал, что сидеть в седле труднее, чем идти за плугом, налегая на рукояти от зари до зари? А сколько ждать урожая? Оберегать от диких зверей, нечистых свиней, что топчут посевы, сжирают молодые стебли?

И тогда находится человек, он всегда находится, кто говорит: пора сесть на коней и взять в руки боевые топоры. В соседнем племени все то же, что и у тебя. Потому убейте там мужчин, заберите их скот и богатство, их дочерей сделайте наложницами, сыновей – рабами, а их дома и земли – своими! Тем и отличаются мужчины, что умеют брать силой у слабых! Нет богов, которые бы помогали слабым!

Сколько этих племен, сколько народов, что брали топоры и шли на соседей? Завет всех не упоминает, их не пересчитать, как песка на берегу морском, но не меньше и тех, кто меча не брал, держался за поручни сохи. Так где же верный путь?

– Дай знак, – взмолился он дрожащим голосом. – Ведь не зря же ты наслал на нас это тяжкое испытание? Чего ты ждешь от нас на этот раз?

Перед ним была стена кряжистых деревьев. Повозка не пройдет, но между могучими стволами виднелась едва заметная тропка. Сердце Соломона стиснулось в страхе. Похоже, что след свеж! Недавно кто-то ходил… И – о Яхве! – вроде бы чувствуется свежий запах крови.

Он с трудом оттолкнулся от повозки, ноги держат плохо, медленно побрел, опираясь на палку, в чащу.

Выплыв на берег. Рус тут же пустил Ракшаса по мелководью тем же могучим галопом. Искрящиеся на солнце брызги взлетали по обе стороны, Ракшас несся как сказочный конь с серебряными крыльями, а сам всадник выглядел как молодой солнечный бог, сильный и грозный.

Буська сцепил зубы. Ему пришлось соскользнуть в воду и плыть рядом, держась за седло, теперь едва вскинул окоченевшее тело на свою лохматку, прошептал посиневшими губами:

– Не выдай…

На мелководье лошадь встряхнулась, как пес, разбрасывая веер брызг, Буська едва удержался, тут же мокрая земля понеслась над ним, а расстояние до скачущего Ракшаса начало медленно сокращаться.

Рус пустил коня наверх по берегу. Впереди была дубовая роща. А прямо перед могучими стволами стояла знакомая старая лошадка, запряженная в двуколку.

– Тихо, – сказал он Ракшасу. – Жуй травку, сопи в две дырочки, но не уходи. Привязывать не буду.

Земля подалась под его тяжелым весом, мягкая и уже лесная, наполовину из перепрелых листьев, травы. Шагая бесшумно, он отошел, оглянулся на стук копыт, знаком велел Буське остаться возле Ракшаса. На лице мальчишки выступила обида. Рус приложил палец к губам, похлопал по рукояти меча и сделал очень серьезное лицо.

Буська сразу стал строже, гордо вытащил свой меч-акинак и стал осматриваться с великой тщательностью. Рус усмехнулся, обошел могучий дуб, исчез. Сколько Буська ни прислушивался, не уловил ни треска, ни шороха. Молодой князь умел ходить бесшумно, будто родился не царским сыном, а лесным охотником.