Девятный Спас - Брусникин Анатолий

— Спокойно, герр лейтенант. Всё в порядке, вы у своих, письмо попало по назначению. Перед вами его превосходительство господин посланник, а я — первый секретарь посольства Рудольф Штрозак.

— Что со мной? — пробормотал Алексей, хватаясь за темя. — Меня стукнули по башке?

— Вы упали с лошади. Не припоминаете?

Попов наморщил лоб…

— Я поскакал во дворец кронпринца… Пре-бре-же… Пробро-жо… Эти варварские названия невозможно произнести! Помню. Ехал вдоль речки, потом слева показались огни. Ограда… Дальше не помню…

Штрозак сочувственно кивал. Кажется, театральное действо удалось, подумал Лёшка. И поторопился.

Небрежным тоном, будто делая какое-то несущественное замечание, Витворт обронил по-английски:

— Где ваши уши, Штрозак? Ведь это вы немец, не я. Неужели вы не слышите, что у этого субъекта австрийский выговор. А гонец-то шваб… — И вдруг спросил Алексея в лоб, на том же языке. — Вы сами-то, приятель, как это объясните?

«Проверяет, знаю ли по-английски», — сообразил Попов и заморгал.

— Прошу прощения, экселенц, но я ещё не успел выучить ваш язык. Я ведь совсем недавно на службе её величества.

Штрозак сладко улыбнулся:

— Его превосходительство спрашивает, откуда вы родом.

По-военному вытянувшись, Алёша отрапортовал:

— Я вырос в австрийском Тироле, экселенц. Мой покойный батюшка родом вюртембержский дворянин, но служил императору. Я тоже начинал в австрийской армии. Потом перешёл в баварскую, где жалованье получше. Потом в саксонскую. Потом в мекленбуржскую. Немножко послужил бранденбургскому курфюрсту, но приглянулся господину тайному советнику Джеффрейсу и получил патент британского лейтенанта…

Резидент и секретарь удовлетворенно переглянулись. Опасность миновала. Чёрт бы побрал немцев с их бесчисленными наречиями!

— Что в Могилёве? — спросил Витворт уже по-немецки.

— Шведский король готовится к выступлению. Мало фуража и продовольствия, но с севера идёт генерал Левенгаупт с подкреплениями и обозами. Как только войско объединится, можно будет гнать московитов хоть до Сиберии. — Всё это Попов пересказал уверенно, следуя донесениям из государевой ставки, а вот дальше рискнул. — Особенно если у царя Петра загорятся фалды на кафтане. — Он хохотнул. — Прошу прощения, экселенц. Это я позволил себе пошутить. Я имею в виду московский заговор.

Сказал — и внутренне замер. Что, если простому гонцу о том знать не положено?

Резидент и в самом деле выглядел несколько удивлённым. Но в пытливом взгляде, обращенном на посланца, подозрения, пожалуй, не было.

— Вам велено передать что-то на словах? — наконец спросил Витворт, и Алёша вздохнул с облегчением.

— Герр Джеффрейс поручил мне выяснить все подробности. Кто, когда, как. Вы понимаете, о чём я.

Посланник молчал, глядя на офицера с неудовольствием.

— «Когда» — теперь зависит от меня, — в конце концов сухо сказал англичанин. — «Как» и «кто» — не моё дело, не интересовался. Дипломату лучше не знать подробностей этого сорта.

Лёшка осмелел:

— И тем не менее я должен знать детали. Герр тайный советник сказал, что слишком многое зависит от московских событий.

— Например, моя жизнь, — проворчал резидент. — Любознательность Джеффрейса может обойтись мне слишком дорого… Но его тревога мне понятна.

Штрозак кашлянул и заметил по-английски:

— В депеше нет ни слова о детальном отчёте, сэр Чарльз. Там сказано лишь: «Можете присовокупить необходимое на словах».

— Это писал человек опытный и осторожный. Он знает, что бумаге, даже запрятанной в хитрую шкатулку, ничего лишнего доверять нельзя. Другое дело — устное донесение. Если наш усатый приятель попадётся людям князя-кесаря и его начнут пытать, то что бы он ни наболтал, это будут всего лишь слова. Никаких доказательств нашего участия в заговоре начальник русской контрразведки Зеркалов не получит.

Поглядев на старательно пучившего глаза лейтенанта, Витворт отвёл своего помощника в сторону — должно быть, решил, что так будет надёжней.

Довольно долго они о чём-то переговаривались вполголоса. Поскольку солдафону быть деликатным необязательно, Лёшка держался независимо: натянул ботфорты, прицепил шпагу, рассовал по местам прочий арсенал. Сразу стало веселей.

— Прошу прощения, экселенц! — зычно позвал невоспитанный шваб. — Если вам не угодно посвящать меня в подробности дела, я так и передам господину тайному советнику. Мне же лучше, не придётся напрягать память… И ещё. У меня в кошеле было тридцать четыре рейхсталера, я отлично помню. Шести не хватает. Я, знаете ли, человек небогатый…

Посланник не удостоил наглеца ответом. Бросив что-то напоследок Штрозаку, он надменно кивнул гонцу и вышел из комнаты. Зато первый секретарь был сама любезность.

Подойдя к офицеру, мягко взял его за локоть и проворковал:

— Не беспокойтесь о своих рейхсталерах. Вы получите на дорогу о-очень миленькую сумму. Останетесь довольны.

— А как насчёт деталей заговора? Вы не намерены мне о них рассказывать?

Пухлая физиономия Штрозака залучилась лукавой улыбкой.

— Дипломаты не устраивают заговоров, мой бравый господин фон Мюльбах. Мы лишь наблюдаем за тем, что происходит вокруг нас, и докладываем своему правительству. Я отвезу вас в одно местечко, где вам кое-кто кое-что расскажет. Заговорщик — он, а не мы. Я буду сопровождать вас исключительно в качестве переводчика. Вы запомните, что вам скажет этот человечек, и передадите, кому положено.

— Ох уж эти ваши дипломатические цирлихи-манирлихи, — ухмыльнулся грубый лейтенант. — Ладно. Ну, едем?

Сели в карету, поехали.

С каждой минутой куражу у гвардии прапорщика прибавлялось. Ситуацион делался всё преферабельней.

Давно ли Лёшку носили замотанным кулём, передавая с рук на руки? Судьба задания и самоё жизнь висели на тонком волосе. Ныне же он был при оружии, главное поручение исполнено — иностранные злоумышленники выявлены, а скоро выявится и всё устройство заговора. Какой, интересно, награды можно ожидать за столь великолепный тур-де-форс?

От приятных мыслей отвлекал посольский секретарь, задававший всякие ненужные вопросы. Как-де устроен шведский лагерь, да был ли герр лейтенант при занятии Могилёва, да сильно ли страдает сиятельный господин Джеффрейс от своей подагры?

Про лагерь и Карла можно было врать смело, но вопрос о подагре заставил Лёшку насторожиться. Чёрт их знает, не проверка ли. Может, нет у Джеффрейса отродясь никакой подагры?