Сулла - Гулиа Георгий Дмитриевич

Атриум как бы выставлял напоказ все богатство хозяина этого дворца. Мрамор – белый и черный, бронза, золото и серебро – все брошено на пол, на стены, на потолок, на колонны. Светильники горели почти безо всякого чада. Их так много, что огромный атриум казался залитым солнечным светом.

За колоннами – через одну – тоже прятались какие-то субъекты. Полувоенные-полуцивильные. Они следили за входящим сюда тайно, не выдавая своего любопытства. Однако Красс явно чувствовал на себе изучающие, неприятные взгляды, уловить которые тем не менее очень трудно.

Весь этот чрезвычайный сыск произвел на Красса удручающее впечатление. Он понимал, что охрана нужна. Но такая? Но невиданная доселе? И неслыханная? Зачем? Или Сулла так напуган? Что-то не слышно о покушении на него… Давно не слышно! Или совесть у него так уж нечиста?

Красс невольно пожимал плечами и терялся в различных предположениях.

Он добровольно, только по своей воле взял сторону Суллы. После того как марианцы расправились с его отцом, ему ничего больше не оставалось. Спас свою жизнь бегством в Испанию, а затем – в Африку. И пришел на помощь Сулле, когда эта помощь нужна была позарез. Иными словами, нет у Суллы человека более преданного – преданного по своей доброй воле, – чем Красс. Правда у Красса своя голова. Красс не будет заискивать. Но ведь это только увеличивает уважение к его личности. А не наоборот. Если Сулла завоевал победу и сейчас находится в Риме – в этом заслуга и Красса. И немалая… Кто это может отрицать?.. Так почему понадобились этот унизительный допрос и унизительная слежка? Разве он явился убить Суллу? Или замышлял что-либо худое против Суллы?

Когда он ступил на порог обширной комнаты, переделанной для сего случая в трапезную, приметил много знакомых лиц. При свете ярком, немигающем. Они почтительно окружали Суллу, который был, как всегда, угрюм, мрачен, неразговорчив. Словно обидели его до смерти. Хозяин не обратил внимания на только что вошедшего гостя. Продолжал смотреть себе под ноги. Приглашенные на вечерю друзья тихо перешептывались, переминаясь с ноги на ногу.

Красс прошел вперед и прямиком направился к Сулле, вежливо прокладывая себе дорогу.

– Привет тебе, Сулла! – сказал громко Красс, поднимая правую руку.

Сулла наконец взглянул на него, кивнул и снова уставился в пол, точнее, себе под ноги. В комнате стало совсем тихо.

– Сулла, – сказал Красс, обращаясь не столько к Сулле, сколько к окружающим, – я должен задать один вопрос.

Сулла медленно поднял голову. Глаза его ярко голубели не то во гневе, не то в равнодушном презрении.

– Говори, – сказал он тихо, почти не двигая губами.

– Что происходит? – Красс указал на дверь, откуда появился только что.

– А что? – удивился Сулла.

Никто не проронил ни слова. Никто не вздохнул, никто не закашлялся. Стояла необычная напряженнейшая тишина. Красс прошелся быстрым взглядом по Долабелле, Торквату, Помпею, Фронтану, легату Руфу, маркитантам Африкану и Оппию, Гибриду, брату Суллы – Сервию и по его сыновьям – Публию и Сервию, по Лукуллу, Сервилию, зятю Суллы – Квинту Помпею Руфу и, наконец, по тишайшему на людях Эпикеду.

Этот беглый смотр не принес никаких особых результатов: все стояли словно каменные. Все словно воды в рот набрали.

Красс сказал:

– Я едва прошел сюда. Меня опрашивали так, точно я попал во вражеский лагерь. Если подобным образом поступили только со мною, то прошу объяснить, в чем дело. Если со всеми обошлись точно так же – тем более прошу объяснить, что здесь происходит?

– Ты взволнован, Красс, – сухо определил Сулла.

– Да, Сулла, взволнован.

– И напрасно…

Голос у проконсула казался безумно усталым. Говорил он тихо, вяло. Не пытаясь даже сделать над собою усилие, чтобы его услышали. Услышат – услышат. А нет – не надо. Не суть это важно…

– Что? – переспросил Красс.

– И напрасно, – повторил Сулла.

– Нет, – возразил Красс, – не напрасно. Разве ты трусишь, когда завоевана полная победа? Когда уже крепко держим власть в своих руках, а мы – с тобою?

Красс продолжал свои упреки. Он не понимал, к чему это унижение? Если имеется в виду плебейский род Красса, то род его не так уж беден. К тому же – уважаемый во всем Лациуме… Вот так!

Сулла не слушал. Исподлобья наблюдал за Долабеллой, скрестившим на груди руки, за Торкватом, прислонившим затылок к белоснежной колонне, за Помпеем и Фронтаном, потупившими взоры, за Руфом и маркитантами, не выражавшими ровным счетом ничего на своих физиономиях, за мрачным Бальбом и за тупым Децимом и своими недалекими родственничками. А этот Сервилий чему-то тайно улыбался. Едва заметно. Эпикед тоже примечал все. Подобно своему хозяину…