Любовь и Рим - Бекитт Лора

…Хотя у Клеоники не было привычки прерывать его мысли, иногда, если он начинал думать о чем-то враждебном для нее, она трогала его за руку или о чем-нибудь спрашивала. В этот момент где-то в глубине ее взгляда возникала настороженность. Гай всегда поражался способности Клеоники чутко улавливать его настроение.

— Ты рада, что вернулась в Афины? — спросил он, глядя на темные пики кипарисов, которыми была усажена улица.

Девушка улыбнулась:

— Солнце везде одинаково. Но оно будет светить ярче в любом городе, куда я приеду с тобой.

— Где бы ты хотела поселиться?

— Мне все равно.

«Пожалуй, она права», — подумал Гай. Везде одно и то же: узкие улицы, одноэтажные дома с глухими стенами. Здесь живописны и богаты только площади в окружении тенистых колоннад портиков.

В конце концов они сняли дом под низкой крышей неподалеку от улицы Дромос. Хотя отсюда был хорошо виден словно бы парящий в прозрачном воздухе Акрополь, сам домик выглядел бедным: неоштукатуренные стены, пол — хорошо утрамбованная земля. Но наружные стены были увиты виноградом, и обычная для греческих жилищ высокая ограда надежно скрывала маленький дворик от любопытных взглядов. Дом принадлежал старухе, которая недавно переселилась к детям; она сдавала жилье сравнительно дешево, а Гай Эмилий еще не знал, как устроятся его дела. Клеонике дом понравился: здесь была кухня с дымовой трубой и печкой, во дворе — цистерна для воды. Довольная своей новой ролью, она в первый же день пошла на рынок и купила все необходимые вещи. Гай с улыбкой наблюдал, как она обустраивает их жилье, но на душе у него было грустно. В тридцать лет он начинал новую жизнь с девушкой-рабыней, которую сделал своей женой, которая любила его так, что порой ему делалось страшно, тогда как он сам…

Ночью он мог все забыть, он мог позволить себе стать таким же неистово-страстным, как Клеоника, и старался не думать о том, что, возможно, в это же время Ливия занимается тем же самым с Луцием Ребиллом.

…Утром позавтракали сыром и хлебом, запивая его козьим молоком. Затем Гай сказал, что уходит. Клеоника кивнула.

— Почему бы тебе не купить что-нибудь? — предложил он, глядя на ее подвязанный под грудью короткий, до колен, простенький хитон.

— Мне ничего не нужно, — сказала Клеоника, и Гай видел, что она отвечает совершенно искренне.

— Что ж, — произнес он, — мы купим вместе. Ты красивая девушка и должна носить хорошие вещи.

Она согласно кивнула изящной головкой, отягощенной массой струящихся ниже талии блестящих черных волос, потом спросила:

— Когда ты вернешься?

— Не знаю, — сказал Гай, и в следующую минуту Клеоника прижалась к нему всем телом.

Он поцеловал ее в обнаженное смуглое плечо, после молча отстранился и вышел за дверь.

Он довольно быстро отыскал частную риторскую школу, владельцем которой был пожилой грек, и спросил, не найдется ли для него места. Это была смешанная школа, где изучались произведения как греческих, так и римских авторов, — здесь занимались сыновья временно живущих в Афинах римлян и мальчики из богатых и знатных греческих семейств.

— Да, мне нужны хорошие риторы, — ответил хозяин школы, статный седобородый грек, не без удивления глядя на приятного, красивого, явно образованного молодого мужчину, весь вид которого (несмотря на скромные манеры и простую одежду) выдавал знатное происхождение. — Только я не слишком много плачу.

Вряд ли он сказал бы такое другому человеку; поняв это, Гай грустно улыбнулся.

— Сейчас мне не очень важно, сколько будут платить, — мягко произнес он, и грек с искренним интересом уставился на того, кому все равно, сколько он станет получать за такой труд.

Хотя положение ритора было несравненно более высоким, чем положение грамматика, все-таки эта должность ни в коей мере не могла считаться почетной. Чаще всего риторами становились образованные греческие вольноотпущенники, но никак не римские граждане, тем более — патриции.

— Может быть, у меня не получится, — прибавил Гай.

— Должно получиться, — сказал хозяин школы, — если ты умеешь хорошо говорить, много читал и имеешь хотя бы небольшое представление о том, что придется делать.

— Я представляю, — ответил Гай, — когда-то сам учился в такой школе.

И тут же понял, что проговорился. К счастью, владелец школы (он назвался Бианором) оказался человеком умным и не стал ни о чем расспрашивать. Вместо этого он провел Гая в небольшой, обнесенный забором внутренний двор, усадил на скамью в окружении оживленного яркими цветами темного кустарника, и принялся рассказывать о школе. Здесь обучались юноши четырнадцати-двадцати лет, они совершенствовались в чтении, занимались переводами с греческого на латинский и обратно, писали сочинения, упражнялись в красноречии, постигали основы стихотворства. Для начала Бианор предложил Гаю понаблюдать, как преподают другие, и познакомиться с программой обучения в школе. Попутно выяснил, с произведениями каких авторов знаком Гай, а под конец вскользь поинтересовался: