Любовь и Рим - Бекитт Лора

Беспрестанно подгоняя лошадей, Элий смотрел в спину ближайшего возницы. Второй новичок осторожничал, он не рвался вперед, но делал все очень правильно и шел ровно, чуть отставая от двух опытных соперников.

Элий не видел трибун, не слышал рева толпы, в эти минуты его мир сузился, ограничившись пределами беговой дорожки. В ушах шумел ветер, в глазах что-то вспыхивало и тут же гасло; и он, неподвижно стоящий на колеснице, и бешено скачущие кони были пронизаны единой энергией движения.

Ближе к последнему кругу один из опытных возниц, раздраженный тем, что новенький висит у него на хвосте, внезапно повернул свою колесницу наискосок, и следующая квадрига резко налетела на предыдущую. Они сшиблись, и ошалевший от неожиданности новичок не успел перерезать вожжи. Он вылетел из колесницы, и взбесившиеся лошади потащили его по вмиг обагрившейся кровью земле. Элий притормозил, но после, опомнившись, отпустил поводья, и колесница понеслась дальше. Два других возницы не обращали на него внимания, они состязались между собой. Один из них прижал соперника к тумбе — ось квадриги сломалась, и упряжка сошла с дорожки. Ее вознице повезло — он остался жив: перед Элием мелькнули его дико вытаращенные глаза и оскаленные зубы.

Они остались вдвоем. Соперник Элия больше не устраивал столкновений, сегодня на его долю хватило подвигов, — он просто мчался вперед. Теперь для обеих колесниц было достаточно пространства, все зависело от умения возниц и беговых качеств лошадей. В эти последние перед финишем минуты Элий мысленно обратился не к богам, а к животным: «Ну же, Тигрис, не подведи!» Боги могли и не видеть состязания, тогда как кони — ближайшие спутники и друзья, от которых зависели и победа и жизнь. Овеваемое бешеным ветром тело Элия напряглось, по нему пробегала нервная дрожь. И вот — последний поворот. Тигрис совершил рывок вовремя, даже без команды, а действия остальных лошадей Элий подправил ударом хлыста. Четверка соперника, издерганная бесконечными маневрами, устала, а кони Элия сберегли силы. Сопровождаемый бешеным ревом толпы, он плавно, как казалось со стороны, даже несколько небрежно, обогнал другую колесницу и пришел первым.

Он медленно слез на землю. Руки и ноги не слушались; кто-то перехватил поводья лошадей, кто-то бросился его поздравлять — он ничего не видел, не понимал. Состязание закончилось, и будто угасла жизнь. Вскоре должен был состояться второй забег. Что уже не имело значения — он победил!

…Состоялось шесть заездов, после чего был объявлен конец сегодняшних состязаний, и публика начала расходиться. Солнце скрылось; вдалеке, неуклонно приближаясь, плыла напоминающая пласт густого черного дыма грозовая туча. Она бросала глубокую тень на трибуны, но установленный в центре платформы огромный золотой шар продолжал сиять, словно второе солнце. Стремящийся попасть домой до начала дождя народ валом валил в ворота, создавая неимоверную давку и толкотню.

Семейство Ребиллов не спешило. Они могли переждать ливень под одним из построенных неподалеку портиков, куда допускалась только знать.

Кто-то окликнул Ливию, и она обернулась. На мгновение женщина замерла от суеверного испуга: ей почудилось, будто перед нею стоит Гай Эмилий, такой юный, каким она его и не знала. Боги снова испытывают ее или… В следующую секунду она облегченно перевела дыхание.

— Карион! Как ты меня нашел?

Он улыбнулся:

— Просто я знал, где искать.

Ливия оглянулась: Луций беседовал с одним из сенаторов, сын нетерпеливо сновал по проходу, Аскония стояла неподалеку, спокойно ожидая, когда ряды немного очистятся от народа. У них с Карионом было самое малое несколько минут… Можно начать издалека.

— Ты приехал…

— Навестить маму и Элия. Занятия закончились. Прошлым летом я оставался в Афинах, а теперь понял, что соскучился.

Ливия внимательно смотрела на юношу. Великолепная осанка, плавная речь, прекрасные манеры… За минувшие два года Карион очень изменился, стал уверенным в себе, окончательно повзрослел и с достоинством носил белоснежную тогу. Что касается сходства с Гаем Эмилием, оно было, скорее, общим: правильность черт, цвет волос, глаз…

— Чем думаешь заняться в Риме? Будешь отдыхать?

— Не совсем. Учитель велел мне поучаствовать в публичных чтениях — попробовать декламировать свои стихи на площадях, при скоплении народа. Он сказал, в будущем это поможет мне чувствовать себя раскованно в любом обществе.