Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 3 - Солженицын Александр Исаевич

За эти последние дни накатила оттепель. Со стрех нарастали и обрывались сосульки. Повсюду рыхлел снег, легко уплотняясь под ногами и полозьями. Пожелтели дороги, и на них запрыгали первые грачи.

День стоял облачный, мягкий.

В кучках толковали.

Многие бабы плакали, и даже навзрыд.

– Ой-оиньки! – завапливали, бунили. – Да как же будет без царя? Да это ж горя будет?

– Без царя нам не прожить…

Домаха была крепкая баба, а тут – в слезах, Елисею:

– Да что ж он так сразу? Да что ж он на помочь не позвал?

Елисей от самого амвонного воззыва глядел с дикой мрачностью. И усудил теперь:

– Рыба с головы тухнет. Царя – господа предали.

Подошёл дед Баюня, с палочкой:

– Когда и рой пчёл без матки не живёт – как же вся Расея будет без царя? Да разве мысленно, чтоб хозяйство шло без хозяина?

Подошёл Яким Рожок, скрюченный в спине. Он – верное слышал:

– Прознали господа, что царь обещал после войны по 7 десятин каждому солдату. А это – 70 миллионов. Им – жаль расстаться. И выехали к нему навстречу – Жучков, Разянка и ещё кей-то – и силком отвергли от трона.

– Обдурели городские, – прогудел Елисей. – Государя императора не хотят! А – кого ж им другого надо? Да ведь конь станет на дыбки и узду выпустишь – так убьёт.

Плакала близко старушка:

– Ужо, Бог даст, он пожалеет нас и возвернется.

На всё Божья воля. Поживём – увидим.

– А кто это новое начальство поставил? Ох, не нажить бы с ним беды.

Но и такие пошли толки по кучкам:

– А ведь теперь война должна осотановиться…

– Да неужто солдатушки наши домой воротятся?…

И такое:

– Слышали? Вчера в Волохонщине… Приехал молодой барин, да такой добрый, такой услужливый. И всю землю дочиста мужикам в аренду отдаёт. И за неполную цену. Такого не бывало. Ведь это – к чему-то. Ведь он – там знает…

Потекло, потекло и такое:

– Теперь нам грамоту вышлют насчёт всей помещицкой земли. Разделить по душам, и баста.

– Да! Желаем такое управление, чтобы помещицкую землю раздали.

– А как по части податев теперь будя?

Услыхала Домаха и закорила их сильным воздыхом:

– Э-э-эх, мужики! Не в том одном, буде ли лучше-хуже, а: не было бы перед Богом неправды. О том судите.

Гуторили. Не расходились.

Как при покойнике.

За это время, от выхода из церкви, церковный регент Васька Еграш прошёл мимо толпы беспечально, в сапожках хромовых. Хоть и правил он церковный хор, а с клиром не сроднялся.

За это время седой представительный барин Владимир Мефодьевич, благодетель села, поставивший тут школу и больницу, – вчера он приехал из города, сегодня был у обедни, теперь, потолковав с отцом Михаилом, медленно перешёл на ту сторону холма, в больницу, там у него и спаленка.

И на школьное крыльцо вышел учитель Скобенников, он же Судроглаз, да по какой-то новой моде – с большой красной увязью на драном пальтишке. И как начали мужики уразумевать – та увязь была теперь как знак новой власти. Кто-то, стало быть, поставил Судроглаза в новую власть.

Теперь он стоял на крыльце, на возвыси, особняком, не сходя сюда к толпе, ни с кем не переговариваясь. И что-й-то подёргивался, потаптывался, как-то ему неймалось.

И тут услышался с верху села, с сампурской дороги – колокольчик. Резво ехали.

Показались. Обшевня, в паре. И сидели в ней тоже двое, под тип мещан. И тоже с красным на грудях.

Спустились сани на мостик – и опять поднимались сюда, по косогору. И пред больницей остановились.

И сошли двое – и хотя в одёжке городской, а перепоясаны они были саблями.

Что это? – ахнули в толпе. Невиданность. Что это, зачем?

Что-то не к добру.

Их-то и ждал учитель – к ним напересек пошёл бодренько. И – махнул им, повёл в больницу.

Что это? что это? Небывалое. Стали перетягиваться мужики да бабы туда, к больнице ближе.

Доглядеть, узнать.

Полтолпы туда перешло. А другие тут – домой расходились.

Стали перед крыльцом больничным и ждали.

Постояли – и вышел Судроглаз на крыльцо.

Да раньше он обиходлив был с мужиками. Да ведь голощап.

А тут взъерохонился как новый барин и шумнул резко:

– Что собрались? Интересуетесь?… Распоряжением моим, волостного комиссара, попечитель арестован как за непризнание нового режима!

Арестован? Владимир Мефодьевич? – переахнула, перевздохнула толпа.