Царь Давид - Мессадье Жеральд

– Чтобы он ни сделал, он будет невиновен.

Когда кортеж прошел, Самуил повернулся к Анамелю Бен Эфрону, которому плохо удавалось скрыть свое удовлетворение. Другие залпом пили охлажденную воду из чаш.

– Вы уже посовещались? – спросил он, опершись на край террасы.

– Самуил, мы бы никогда не стали совещаться без тебя, – ответил один из старейшин, который знал суровый нрав Самуила. – Но мы все готовы поддержать Давида. Мы не видели этого юношу, но мы могли предвидеть восхищение, которое он вызовет.

– Я понимаю, – сказал Самуил. – Я верю, что вы искренни, восхваляя его. Он действительно был царем этого кортежа.

Самуил был человеком, который не бросал слов на ветер.

– Царь кортежа… – раздельно повторил Анамель Бен Эфрон, как ребенок, который учится читать.

Абрахам, ясновидящий Шефеля, склонил голову: либо он хотел привлечь к себе внимание, либо сказать что-то такое, что сказать непросто.

– Кажется, наш друг Абрахам не разделяет общее мнение, – заметил Тобьель Бен Тобьель.

Абрахам оживился. Слова проглатывались, застревали в гортани.

– Говори, Абрахам, – сказал ему Самуил.

Абрахам почувствовал угрозу в голосе Великого ясновидящего, Великого судьи, предводителя совета старейшин всех племен. Его лицо стало пунцовым.

– Дайте ему воды, – сказал Самуил.

Ему протянули чашу. Абрахам выпил залпом и поперхнулся. Ему постучали по спине. Он сурово посмотрел на старейшин, которые терпеливо ждали, пока он заговорит, молча поглаживая бороды.

– Я думаю, что наш друг Абрахам смущен тем фактом, что Давид – любовник Ионафана, – слова Самуила поразили Абрахама. – Не правда ли, Абрахам? Но мы не станем обращать на это внимание, потому что эта связь позволила Давиду сразу занять достойное положение в царском доме. Более надежное, нежели то, которое бы он занял, женившись на дочери Саула, так как Ионафан – это самый храбрый из сыновей Саула, герой, на котором ему суждено было остановить свой выбор.

Старейшины кивнули.

– Ничто не могло быть более благоприятным, – одобрил Анамель Бен Эфрон.

Абрахам склонил голову, наконец проникшись спокойствием Самуила.

– Саул может лишить милости зятя более известного, чем Давид, – сказал он. – Но он не сможет прогнать любовника своего любимого сына, и, кроме того, весь народ влюблен в Давида.

Самуил был из тех людей, которые забивают гвоздь тремя ударами молотка и не разом больше.

Кортеж прошел. Праздник заполонил улицы Иерусалима. Жебюзиты, а может быть, иудеи достали, неизвестно откуда, музыкальные инструменты: флейты, цимбалы, систры, треугольники, и устроили, может, концерт, может, какофонию, напевая и напиваясь. Самуил и старейшины спустились с террасы освежиться. Торговец золотом приготовил угощение на любой вкус: жареные голуби, нутовый крем, ореховое печенье – все это орошалось галилейским вином. Иерусалим радовался, принимая у себя столь почетных гостей.

В третьем часу Самуил решил вернуться в Раму. Он достаточно насмотрелся, а словоохотливость старцев на празднике досаждала ему. Он поручил Абрахама заботам остальных. Переполненный впечатлениями, он спал крепко в эту ночь, ведь даже двухчасовая поездка на спине мула под солнцем была нелегкой для его старого тела.

Глава 12

НЕ ПРОСТО ЖЕНЩИНА

Возвращение в Гиву на следующий день шло по плану. Офицеры были погружены в свои мысли. За исключением Ионафана, сыновья Саула – Мелхисуа, Аминадав и Иевосфей – были поглощены разговорами с доверенными людьми.

Саул ехал на коне во главе группы, куда входили Авенир и несколько других офицеров. Иногда Мелхисуа, Аминадав и Иевосфей ускоряли шаг своих мулов, чтобы догнать их, а потом вновь присоединиться к своей группе. Невозмутимый, иногда даже улыбающийся Саул был непроницаем. Солдат, шедший пешком, услышал, как он сказал Иевосфею непонятно о чем: «Весенние цветы. Рожденные ливнем, увядшие с первыми лучами солнца». Позднее тот же солдат услышал, как Авенир сказал: «Самуил был в Иерусалиме».

Позади шла другая группа, возглавляемая Давидом и Ионафаном, которых сопровождали несколько солдат и два-три лейтенанта, потерявшие голову от восхищения Давидом. На муле, в джитовой суме голова Голиафа. Давид казался задумчивым. Ионафан заметил это и спросил Давида о причине его молчаливости. Молодой человек в ответ лишь улыбнулся ему. Однако Ионафан был упорен и настоял на своем.

– Мне воздали слишком много почестей, – проговорил Давид.