Падение титана, или Октябрьский конь - Маккалоу Колин

— Ложись, Кальвин, и никаких возражений. Мы с Пизоном все выясним, — сказал Луций Цезарь с порога.

— Потом вернитесь ко мне! — крикнул Кальвин.

— Этого не может быть, этого не может быть, — бормотал Луций Цезарь, скатываясь по лестнице Весталок.

Скачок — пять ступеней, скачок — пять ступеней. Пизон не отставал.

Они ворвались в приемную великого понтифика. Квинктилия и Корнелия Мерула метались по комнате, Кальпурния, как неживая, сидела на скамье, ее поддерживала Юния. Когда мужчины вошли, женщины бросились к ним.

— Где он? — с порога спросил Луций Цезарь.

— Никто не знает, главный авгур, — ответила старшая весталка Квинктилия, толстая, рыхлая женщина. — Мы знаем только то, о чем говорят на Форуме.

— Он приходил домой после заседания? Из курии Помпея?

— Нет, не приходил.

— Кто-нибудь из магистратов был здесь?

— Нет, здесь никого не было.

— Пизон, останься на всякий случай, — приказал Луций Цезарь. — Я пойду в курию Помпея, посмотрю, есть ли там кто-нибудь.

— Возьми с собой ликторов! — крикнул Пизон.

— Нет, Трога и его сыновей будет достаточно.

Луций понесся к Велабру вместе с Гаем Юлием Трогом и тремя его сыновьями. Он то бежал, то переходил на трусцу, то сбивался на шаг и опять бежал. Всюду толклись группы людей, одни плакали, другие в отчаянии ломали руки, но никто ничего не знал, кроме того, что Цезарь мертв, что его убили. Фламиниев цирк, театр, колоннада. У Луция закололо в боку, он остановился передохнуть. Никого, но много свидетельств, что сад покидали в спешке, толпой.

— Оставайся здесь, — коротко бросил он Трогу и пошел по ступеням к курии.

Прежде всего он узнал запах, знакомый любому солдату. Запах свернувшейся крови. Кресло из слоновой кости расколото, куски разлетелись по всему мраморному красно-белому полу. Складной стол валяется у возвышения, справа. Значит, они напали на Цезаря слева. Всюду свитки, а тело лежит почти под стеной, абсолютно недвижное. Наклонившись над ним, Луций понял, что Цезарь мертв и что прошло уже несколько часов после смерти. Он осторожно потянул с головы складку тоги и ахнул, у него сдавило горло. Левая сторона лица представляла собой кровавую массу, блестела белая кость, вместо глаза зияла дыра. О Цезарь!

— Трог! — крикнул Луций.

Трог вбежал и зарыдал как ребенок.

— Нет времени плакать! Пошли двоих сыновей на Овощной форум, чтобы они привезли ручную тележку. Иди! Плакать будешь потом.

Послышался топот двух пар крепких ног. Вошел Трог с третьим сыном, но Луций прогнал их.

— Подождите снаружи, — сказал он и без сил опустился на край возвышения, откуда он мог видеть своего кузена, такого недвижного, в луже крови.

Если так много крови, значит, убившая его рана была одной из последних.

«О Гай, кто мог думать, что все кончится так? Что же мы теперь будем делать? Как же без тебя сможет существовать этот мир? Легче было бы потерять наших богов».

Хлынули слезы. Он плакал по прошедшим годам, по воспоминаниям о радостных днях, по чувству гордости за этого яркого, бесподобного человека. Теперь его нет. Рядом с Цезарем все другие были ничем. Конечно, поэтому они его и убили.

Но когда пришел Трог и сказал, что привезли тележку, Луций Цезарь поднялся с сухими глазами.

— Везите ее сюда, — велел он.

Появилась некрашеная старая деревянная тележка на двух колесах. Дно плоское, узкое, но достаточно длинное, чтобы вместить тело. Ручки тоже длинные — так удобнее толкать тележку перед собой. Луций машинально выгреб из нее остатки земли и ботвы, проследил, чтобы обезображенное лицо оставалось закрытым.

— Осторожно берите его, ребята.

Тело еще не остыло. Теперь Цезарь лежал на спине, и рука его упорно сваливалась с борта тележки, не желая укладываться вдоль. Луций снял с себя тогу с пурпурной каймой и накрыл ею Цезаря, подбив края. Пусть рука свешивается. Она скажет всем, какой груз везет старая ручная тележка.

— Повезем его домой.

Требоний сломя голову бежал за Антонием, криками уговаривая того успокоиться и помочь справиться с ситуацией, созвать палату. Но Антоний несся как ветер, несмотря на свою массу. С группой ликторов он пересек людный Форум и помчался дальше.

Сердитый и обескураженный, Требоний оставил попытки догнать его. Стараясь собраться с мыслями, он велел рабу, несшему за ним стул, возвратиться в курию Помпея и выяснить, что там к чему, а потом явиться в дом Цицерона. После этого он поднялся на Палатин.