Падение титана, или Октябрьский конь - Маккалоу Колин

А потом Октавиан спросил толпу: почему Марк Антоний, кузен Цезаря, так сочувствует освободителям, почему он к ним так терпим? Сам Октавиан, не будучи еще сыном Цезаря, не раз видел, как Марк Антоний шушукается с Гаем Требонием и Децимом Брутом в Нарбоне, где те вынашивали свой подлый и отвратительный план. Разве не Марк Антоний остановился поболтать все с тем же Гаем Требонием возле курии Помпея, когда заговорщики прошли внутрь, чтобы воткнуть свои кинжалы в беззащитную жертву? Разве не Антоний убил сотни безоружных римлян на Форуме? Разве не Антоний бездоказательно обвинил сына Цезаря в покушении на его жизнь? Разве не Антоний сбрасывал римлян с Тарпейской скалы без суда? Разве не Антоний запятнал свою должность, продавая все и вся, от римского гражданства до освобождения от налогов?

— Но я уже утомил вас, — в заключение сказал он. — Мне осталось только сказать, что я — тоже Цезарь! И что я тоже намерен добиться всего того, чем обладал мой любимый отец! Мой глубоко почитаемый и любимый отец, который теперь сделался богом! Если вы не верите мне, посмотрите на то место, где он был сожжен, и вы увидите, что даже Публий Долабелла признал его божественность, возвратив на Форум алтарь и колонну, воздвигнутые в его память! Вспомните о небесной звезде, сказавшей вам все! Цезарь — божественный Юлий, а я — его сын! Я — сын бога, и я буду стараться жить в соответствии с тем, что воплощает в себе его имя!

Сделав глубокий вдох, он сошел с ростры и прошел к алтарю и колонне, где накрыл голову складкой тоги и застыл, вознося молитву отцу.

Выступление запомнилось всем. Солдаты, которых он привел в город, рассказывали о нем своим сотоварищам.

Это было десятого ноября. А через два дня пришло известие, что Марк Антоний быстро приближается к Риму по Валериевой дороге с «Жаворонком», который бодро одолел марш и встал лагерем возле Тибура, неподалеку от Рима. Услышав, что у Антония только один легион, люди Октавиана стали надеяться на сражение.

Но сражения не было. Октавиан пошел на Марсово поле и объяснил, что он отказывается сражаться со своими согражданами, после чего снял лагерь и повел людей на север по Кассиевой дороге, в Арретий, где всем заправляла семья Гая Мецената. Там он остановился и стал выжидать, что предпримет Антоний.

Первой мыслью Антония было созвать сенат с намерением объявить Октавиана hostis — официальным врагом народа, лишенным гражданства и права на суд. Такого изгоя мог безнаказанно убить любой, кто увидит. Но заседание не состоялось. Ужасное известие заставило Антония немедленно покинуть город. Легион Марса объявил, что принимает сторону Октавиана, свернул с Адриатической дороги и направился к Риму, думая, что Октавиан еще там.

Действуя стремительно, даже не взяв с собой солдат, Антоний встретил легион Марса у Альбы Фуценции, но оказался не в том положении, чтобы карать бунтовщиков. Будучи неплохим оратором, он попытался вразумить перебежчиков, отговорить их от губительного для них же поступка. Напрасно. Легионеры в лицо назвали его жестоким и жадным и ясно сказали, что командовать ими теперь будет только Октавиан. Когда Антоний предложил по две тысячи сестерциев каждому, они отказались взять деньги. Тогда он объявил их недостойными носить звание римского легионера и, расстроенный, возвратился в Рим. А легион Марса отправился к Октавиану в Арретий. Единственное, что Марк Антоний уяснил из этой истории, — это то, что солдаты обеих сторон договорились не драться друг с другом, если он попытается навязать бой. Маленький змееныш, теперь открыто называвший себя божественным сыном, мог преспокойно сидеть в Арретии, не опасаясь, что на него нападут.

Возвратившись в Рим, Антоний снова повел себя неконституционно. Он созвал сенат на вечернее заседание в капитолийском храме Юпитера Наилучшего Величайшего. Сенаторам нельзя было заседать после захода солнца, но они все-таки собрались. Антоний, запретивший приходить на собрания троим плебейским трибунам — Тиберию Каннутию, Луцию Кассию и Дециму Карфулену, осуществил свое желание, предложив объявить Октавиана hostis. Но прежде чем началось голосование, пришло еще одно ужасающее известие. Теперь и четвертый легион тоже встал на сторону Октавиана, а с ним и его квестор Луций Эгнатулей. Дельце не выгорело во второй раз, и в довершение ко всему Тиберий Каннутий прислал записку, что в случае объявления Октавиана изменником он с большим удовольствием наложит вето на этот законопроект, когда плебс получит его для ратификации.