Мир без конца - Фоллетт Кен

— Просто пожелал спокойной ночи.

— Как думаешь, куда они направлялись?

Каменщик пожал плечами.

— Братья перешли мост, но я не видел, куда они свернули на перекрестке Висельников.

Керис повернулась к Элфрику:

— Подумай, за последние несколько дней не говорил тебе Годвин чего-нибудь, что, как теперь ясно, могло бы относиться к бегству? Может, упоминал какие-то города — Монмаут, Йорк, Антверпен, Бремен?

— Нет, ничего такого.

Олдермен помрачнел от того, что его не предупредили, и монахиня пришла к выводу, что он говорит правду. Если уж и Элфрик в растерянности, вряд ли настоятель посвятил кого-нибудь в свои намерения. Аббат бежал от чумы и, очевидно, не хотел, чтобы за ним отправился кто-то со смертельной болезнью за плечами. «Уезжай как можно раньше, как можно дальше и надолго», — говорил Мерфин. Беглец может находиться где угодно.

— Если ты что-нибудь о нем услышишь, да о любом монахе, пожалуйста, сообщи мне, — попросила Керис.

Элфрик ничего не ответил. Настоятельница заговорила громче, чтобы ее слышали рабочие:

— Годвин украл всю утварь. — Раздался возмущенный ропот. Люди считали владельцами драгоценной соборной утвари себя. Богатые ремесленники и в самом деле способствовали ее приобретению. — Епископ хочет вернуть ценности. Всякий помогающий вору, даже скрывающий его местонахождение, окажется повинен в святотатстве.

Элфрик совсем растерялся. Он был близок к монаху, и вот его покровитель бежал. Олдермен растерянно пробормотал:

— Может, есть какое-то объяснение…

— Тогда почему аббат ничего никому не сказал? И даже не оставил письма?

Элфрик не находил правдоподобного ответа. Керис поняла, что нужно поговорить с купцами, и чем скорее, тем лучше.

— Созови собрание гильдии, — попросила она зятя, и тут ей пришло в голову, как лучше его убедить. — Епископ требует, чтобы заседание прошло сегодня же, после обеда. Пожалуйста, оповести людей.

— Хорошо.

Знала, что, сгорая от любопытства, придут все. Монахиня вышла из церкви Святого Петра и направилась обратно к аббатству, но у таверны «Белая лошадь» невольно остановилась. Молодая девушка, почти девочка, говорила со взрослым мужчиной, причем так, что настоятельница пришла в бешенство. Она всегда остро ощущала девичью беззащитность — может, потому, что помнила себя подростком, а может, из-за дочери, которой у нее никогда не было. Целительница остановилась понаблюдать из-за крыльца.

Бедно одетый мужчина нахлобучил дорогую шапку. Керис его не знала, но догадалась, что это работник, получивший шапку в наследство. Умерло множество людей, оставивших огромное количество роскошной одежды, и странные картины вроде этой были не редкостью. У красивой девочки лет четырнадцати уже сформировалась фигура. Монахиня с грустью заметила, что она кокетничает, хотя и не очень умело. Мужчина достал из кошелька деньги, они заспорили. Когда незнакомец положил девочке руку на грудь, аббатиса не выдержала и подошла к ним. Мужчина бросил взгляд на ее подрясник и быстро ушел. Девочке как будто стало стыдно, одновременно она разозлилась.

— Ты продаешь свое тело?

— Нет, матушка.

— Отвечай правду! Зачем позволила ему дотронуться до груди?

— Я не знаю, что делать. Мне нечего есть, а вы его прогнали. — Она разрыдалась.

Целительница поверила, что девочка голодна — бледная, тощая.

— Пойдем со мной. Я тебя накормлю. — Она взяла девочку за руку и повела к аббатству. — Как тебя зовут?

— Исми.

— Сколько тебе лет?

— Тринадцать.

Дошли до монастыря, и Керис отвела Исми на кухню, где начинали готовить обед для сестер под наблюдением послушницы по имени Уна. Кухарка Жозефина умерла от чумы.

— Дай девочке хлеба и масла, — распорядилась Керис и стала смотреть, как бродяжка ест.

Та, судя по всему, не видела еды уже несколько дней. Она замедлила темп, только съев большую часть полуфунтового хлеба. Целительница налила ей кружку сидра.

— Почему ты голодна?

— Все мои родные умерли от чумы.

— Кем был твой отец?

— Портным. Я тоже хорошо умею шить, но никто не покупает одежду — все, что нужно, берут в домах умерших.

— Вот почему ты решила торговать собой.

Девочка опустила глаза.

— Простите, мать-настоятельница. Я так хотела есть.

— Это впервые?

Отведя взгляд, Исми покачала головой. Слезы бешенства показались на глазах Керис. Кем же нужно быть, чтобы воспользоваться беспомощностью голодной тринадцатилетней девочки? Как можно допустить, чтобы подросток дошел до такого отчаяния?