Мир без конца - Фоллетт Кен

— Матильда, — кивнул Уильям. — Мы зовем ее Тилли.

Керис помнила Тилли — она училась в монастырской школе.

— Вот и хорошо. Она воспитывалась у вашего отца Роланда. Ее родитель имел три деревни под Ширингом.

— У вашего величества прекрасная память.

— Выдайте Матильду замуж за Ральфа и передайте ему деревни ее отца.

Керис была в ужасе.

— Но девочке всего двенадцать лет! — вырвалось у нее.

— Молчите! — прикрикнул Уильям.

Эдуард холодно посмотрел на нее.

— Знать должна быстро взрослеть, сестра. Когда я женился на королеве Филиппе, ей было четырнадцать.

Монахиня знала, что нужно молчать, но не могла. Тилли была бы всего на четыре года старше ее дочери, если бы она оставила ребенка Мерфина.

— Между двенадцатью и четырнадцатью большая разница, — в отчаянии произнесла целительница.

Молодой монарх стал еще холоднее.

— В присутствии короля подданные высказывают свое мнение, только если их спрашивают. А король почти никогда не спрашивает мнения женщин.

Сестра поняла, что совершила ошибку, но ее негодование вызвал не столько возраст Тилли, сколько сам Ральф.

— Я знаю девочку. Ее нельзя выдавать замуж за грубого Ральфа.

Мэр испуганно прошептала:

— Керис, не забывай, с кем говоришь!

Эдуард посмотрел на Уильяма:

— Уведите ее, Ширинг, пока она не наговорила такого, что нельзя будет игнорировать.

Граф крепко взял монахиню за локоть и отвел от короля. За ними пошла Мэр. Строптивица еще услышала слова Эдуарда:

— Теперь я понимаю, почему она уцелела в Нормандии. Должно быть, навела ужас на всех местных жителей.

Бароны дружно рассмеялись.

— Вы с ума сошли! — прошипел Уильям.

— Вы так считаете? — Монарх уже не мог их слышать, и Керис повысила голос. — За последние шесть недель король погубил тысячи мужчин, женщин и детей, сжег их урожай и дома. Я лишь попыталась спасти двенадцатилетнюю девочку, которую собираются выдать замуж за убийцу. А теперь скажите мне, лорд Уильям, кто из нас сошел с ума?

51

1347 год в Вигли выдался неурожайным. Крестьяне, как всегда в таких случаях, меньше ели, откладывали приобретение шапок и поясов и спали, тесно прижавшись друг к другу. Старая вдова Губертс умерла раньше, чем ожидали; Джейни Джонс задыхалась от кашля, который мог затянуться на весь год, а новорожденный младенец Джоаны Дэвид, который в другой ситуации мог бы выжить, умер в первый же день.

Гвенда с тревогой смотрела на сыновей. Восьмилетний Сэм для своего возраста был крупным и сильным; говорили, что у него сложение Вулфрика, но Гвенда понимала, что на самом деле он похож на своего настоящего отца, Ральфа Фитцджеральда. Но даже Сэм заметно отощал к декабрю. Дэвиду, которого назвали в честь брага Вулфрика, исполнилось шесть. Малыш походил на Гвенду — невысокий, смуглый. Недостаток питания так ослабил его, что всю осень ребенок проболел: то простуда, то сыпь, то кашель.

И все-таки, отправляясь с Вулфриком на сев последней озимой пшеницы Перкина, она взяла мальчиков с собой. В поле дул резкий холодный ветер. Гвенда бросала в пашню семена, а Сэм с Дэвидом отгоняли наглых птиц, пытавшихся схватить зерно, прежде чем Вулфрик перевернет пласт земли. На ноги ребятам налипла грязь, но они бегали, прыгали, кричали, а Гвенда все дивилась, что эти два полноценных человеческих существа плоть от плоти ее. Озорники превратили разгон птиц в игру — кто больше, и ее так радовало чудо их воображения. Когда-то беспомощные младенцы, теперь они способны придумать такое, что матери и в голову не придет.

По краю большого поля текла быстрая речка, на том берегу стояла сукновальня, которую девять лет назад построил Мерфин, и теперь Гвенда с Вулфриком работали под глухой гул деревянных толмачей. На сукновальне трудились два чудака — Илай и Джек, оба неженатые, безземельные; в подмастерья братья взяли своего племянника. Они единственные во всей деревне не пострадали из-за плохого урожая: Марк Ткач платил им одинаково всю зиму.

В короткий зимний день Гвенда с Вулфриком закончили сеять, когда серое небо начато темнеть и отдаленный лес потонул в сумерках. Все устали. Осталось полмешка зерна, и пришлось нести его обратно. Подходя к дому, увидели самого хозяина с телегой, на которой сидела Аннет. Перкин возвращался из Кингсбриджа, куда ездил продавать последние яблоки и груши.