Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 3 - Солженицын Александр Исаевич

– То-ва-ри-щи! Только такие беспрепятственные собрания представителей и могут довести сынов России до конца кровавой расправы! Старый режим делал из солдата бессловесное животное, убивал в нём сознание человеческого достоинства! Но события революции показывают, что убить солдата не удалось. Самый надёжный оплот власти был – косность и невежество народных масс. Но теперь вы прозрели! Нет у нас больше царя-предателя и нет его развращённого правительства! А его прислужники офицеры должны теперь сильно задуматься. Уже командующего нашей армии генерала Литвинова сняли – и так их и всех могут поснимать.

Узнал его Ярик! – как раз из их полка он и был, взводный 4-й роты. С выражением зубастой самоуверенной находки звонко-дерзко кричал толпе, иногда добавляя к чувствам и обе руки:

– Но не в железном кулаке, не в отдании чести будет спасение. Надо крепить наши солдатские ротные организации, мы только в них сильны!

Слушали с большим напряжением прихмуренных лиц, половины слов и связи их не понимая – но ожидая, что это – к их пользе говорится, помогали им прозреть себя обманутыми, какими они себя и не ведали раньше.

До сих пор простоял Ярик в каком-то обомлении, в неразборе чувств, как на странном спектакле, в который, однако, не полагается вмешиваться. Но при вступлении этого язвительного подпрапорщика он одумался, что ведь заведут толпу куда угодно, её куда угодно заведут. Что он, офицер и командир роты, раз сюда попав, не должен оставаться безучастен! Однако – что он мог сделать? Лезть вот так же отталкивать и выступать? Балаган недостойный. Да он и не умел, и слова не подготовлены. Окрикнуть командно, перебить? Не к тону всего сборища, и не послушают, ещё худшее унижение.

Он – не один тут был, видел по краям ещё трёх-четырёх офицеров, тоже младших. И – никто не вмешивался. Положение их было общее – удавленное.

– Получшить питанию! – кричали меж тем, одобряя оратора.

– Даёшь скореича замиренье!

– Товарищи! – быстро улавливал и поворачивался молоденький подпрапорщик. – Но и мирное разрешение так просто не предвидится. Совет рабочих депутатов должен требовать от Временного правительства, что оно не ставит целью никаких завоеваний и контрибуций.

– Чего эт – трибуций? – не выдержал один лохматый солдат.

– Эт значит, – обернулся подпрапорщик, – после войны не платить, ну… налогов не платить.

– Налогов не платить! – наконец-то поняли и подхватились сразу в нескольких местах. – Это – хорошо! Это верно! Та-ак!

Высокий лихой унтер с презрительным видом соскочил вниз.

– Мы, конечно, войны не хотим! – вился подбодренный подпрапорщик. – Но мы и не можем так просто бросить окопы. Пусть и в Германии и в Австрии власть перейдёт в руки народа! Тогда мы сразу, все страны, сговоримся о мире. А пока этого не случится – всякий натиск наших врагов есть покушение на нашу свободу! И мы встретим врага грудью, под красным знаменем! И будем железной стеной стоять в окопах за нашу демократическую республику!

– Че-воо? Че-воо? – завыл голос, кажется уже слышанный, тот, что ссаживал патриотического унтера.

И быстро растолкав несколько спин, и легко взлетевши через вязку телеги, так что ноги взметнулись поверху, – рядом с подпрапорщиком и отводя его сильной рукой, – тяжело стукнулся ногами какой-то бешеный ефрейтор, вида переполошенного и злого.

– Че-во это? – кричал он уже сверху. И описал одной рукой косую дугу, как отрезал: – ле-во-рюция – это значит делай, как народу надобно! А не как начальству! Эт значит делай каждый – что хошь!

И – страшен был он, полубезумный, над толпой, – страшно подумать, что вот именно этому да дать делать, что хочешь. Пёрла из него сила и злость немерянные, а лицо у него было просто каторжане кое.

– Что вы хиляетесь туды-сюды, не знаете, кого слушать? Поднимают крик, что не хотят подчиняться Вильгельму, имеют в виду достичь, чтоб солдат погибал для буржуазии, как раньше для царя. Чтобы все мы, кто ещё тут уцелел, – голову сложили.

– Так что? – крикнул ему снизу тот унтер красавец, он и сейчас на пол головы ото всех выдавался: – Бросай оружие и пусть немец русскую землю захватывает?

– Та-аких чудаков нет, – по-бычиному этот бешеный с телеги головой поводил. И снова вперился и снова нагорячивая – даже трясся от гнева, и так должно было из него выхлынуть: – А только эту русскую землю – прежде отдайте нам! У помещиков заберите – нам отдайте. У монастырей заберите – да нам! У уделов! А то – нашими животами больно щедры! Мол – до победы! Вишь, проливы кому-то нужны! А в мирное время они и так для всех открыты – так и воевать зачем? До победы! А там, глядишь, с теми англичанами сцепятся, али с французами,- и где она будет, победа? На кой же мы чёрт царя свергали? На кой чёрт нам война, давайте её кончать! Разбирайся с офицерьём, штык в землю, да айда домой!