Любовь и Рим - Бекитт Лора

Невесту обряжали в отцовском доме. Среди женщин, которым выпала честь причесывать и одевать Ливию, была и Юлия в длинной белой, украшенной вышитой оборкою столе, одежде матроны. Со дня свадьбы Юлии подруги редко виделись и давно не говорили по душам. И теперь, в окружении малознакомых почтенных женщин тоже не могли перекинуться словом; впрочем, Ливия казалась замкнутой, отрешенной, погруженной в себя, нимало не расположенной к беседе. Все сходились на том, что невеста красива какой-то странной красотой: ее неподвижные глаза, изящно изогнутый рот и прямые ровные брови загадочно темнели на мучнисто-белом лице. Что касается Юлии, вопреки ожиданиям, она сразу же забеременела и теперь страдала от жестоких приступов головокружения и тошноты, похудела, побледнела и уже не выглядела такой цветущей, как прежде.

Ливия сидела перед зеркалом, глядя на свое сейчас казавшееся ей самой пустой оболочкой отражение, пока вокруг суетились давно обремененные семьями строгие женщины, которые совершенно точно знали, как следует жить на свете. Они расчесывали волосы невесты, перевивали их лентами и заплетали, согласно обычаю, в шесть кос, облачали Ливию в длинную прямую тунику, перехватывали стан белым поясом, который искусно завязали особым «геракловым» узлом, — его должен развязать жених, когда они останутся вдвоем. Поверх туники накинули паллу красно-желтого цвета, напоминающего цвет той прозрачно-нежной пелены, что порождает пламя: прежде Ливий казалось, что это и есть цвет любви. Голову украшало низко надвинутое на лоб покрывало тех же тонов, на запястьях звенели литые браслеты, шею обвивало драгоценное ожерелье, а пальцы рук были тяжелы от колец.

«На мне все золото мира, — думала Ливия, — тогда как сердце превратилось в обычный камень, какие валяются по сторонам проезжих дорог».

Теперь ей было нечего ждать, и она позволила событиям идти своей чередой; ее мысли текли неспешно и вяло, мысли ни о чем; ее присутствие в этой жизни стало присутствием тени — она кружилась в водовороте дней, точно щепка, подхваченная течением реки. Что значили ее желания и воля? Она была похожа на воина, родину которого враги смели с лица земли, который стоял, опустив оружие, не зная, куда ему идти и что защищать. Жизнь в настоящий момент со всеми ее радостями и горестями утратила всякую ценность, превратилась в пустую скорлупу.

Ливия хладнокровно совершила положенные обряды — в данном случае это были простые, лишенные всякого смысла действия: сняла свой девичий наряд и принесла его в жертву ларам вместе с детскими игрушками (при взгляде на которые в ее глазах все-таки блеснули слезы), прочитала необходимые молитвы. Она не испытывала страха перед Фортуной, покровительницей девственности. Ее любовь к Гаю стала в глазах богов ее виной, и за это она уже понесла самое жестокое на свете наказание: чего ей было еще бояться?!

Ближе к полудню в дом явился сопровождаемый молодыми гостями, заметно смущенный непривычной ролью Луций Ребилл. На голове жениха красовался душистый венок, сияющая безупречной белизною тога спускалась с плеч каскадом складок, ноги были обуты в красные башмаки на высокой подошве с медными крючками, зашнурованные до самых икр изящными тонкими ремешками. До пения подвыпившими гостями насмешливых и непристойных песен оставалось еще много времени, все держались чопорно, строго, с приличествующим случаю, тщательно сдерживаемым напряженным волнением.

Ливия стоически выдержала обряд бракосочетания, спокойно подтвердив желание стать женой Луция Ребилла; во время брачной церемонии перед нею в толпе родственников и знакомых порою мелькало то лицо Децима — он смотрел ободряюще и вместе с тем чуть растерянно, — то серьезный взгляд полной достоинства Юлии, то глаза отца: в них было облегчение, радость — и след непонятной тревоги. На Луция она почти не смотрела — с таким же успехом Ливия могла выйти замуж за одну из статуй, украшавших атрий.

Потом начался свадебный пир, на котором гостей развлекали танцовщицы и музыканты; десятки рабов сновали туда-сюда, подавая кушанья, среди которых были гусиная печень, лукринские устрицы, свежая морская рыба, горная спаржа, душистые яблоки и, конечно, особые свадебные пирожные из самой лучшей муки, замешанной на молодом вине. Напитки подавались не менее чем тридцатилетней давности.

Поздним вечером веселая процессия гостей повела молодых в дом жениха. Горели факелы, играли флейты. Как всегда на шум сбежались толпы народа, кидавшего в новобрачных орехи и оглашавшего улицы непристойными песнями. Остановившись перед домом мужа, Ливия по подсказке и под бдительным наблюдением женщин совершала последние обряды: мазала двери оливковым маслом и обвивала дверные столбы шерстяными повязками. Потом Луций перенес ее через порог, и молодых повели в спальню. Гости в буквальном смысле лезли в двери и окна, стремясь разглядеть убранство комнаты и выражение лиц новобрачных, тогда как почтенные матроны исподволь вытесняли их обратно.