Иисус: Возвращение из Египта - Райс Энн

Старая Сарра продвигалась к своему месту на женской половине медленно, с помощью тети Саломеи и тети Марии. И впервые я обратил внимание на то, что мама не пошла с нами. А она ведь могла пойти. За малышами присмотрела бы Рива. Но ее с нами не было.

Раввин приветствовал прибывающих людей, и наконец в синагоге не осталось свободного места.

Я не поднял глаз, когда послышалась его распевная речь, хотя понял, что он читает наизусть.

— Это говорит Соломон, — говорил он на иврите. — Боже отцов и Господи милости, сотворивший все словом Твоим и премудростию Твоею устроивший человека, чтобы он владычествовал над созданными Тобою тварями, и управлял миром свято и справедливо, и в правоте души производил суд! Даруй мне приседящую престолу Твоему премудрость и не отринь меня от отроков Твоих.

Вслед за раввином эти слова стали повторять мужчины и мальчики, и тогда он стал говорить медленнее, чтобы мы успевали повторить всю фразу.

Мой страх исчез. Люди не думали больше о нас. Однако я не забыл, как раввин расспрашивал нас, не забыл, что он хотел остановить нас. И еще я вспомнил слова, сказанные мамой в Иерусалиме. Я помнил ее предупреждение. Я знал: что-то не так.

В синагоге мы провели несколько часов. Сначала было чтение, затем беседы. Кое-кто из детей заснул. Спустя некоторое время часть людей ушла, на смену им пришли другие. Внутри синагоги было тепло.

Раввин ходил по комнате, задавая вопросы, помогая с ответами. Иногда среди собравшихся раздавался смех. Потом мы пели. Потом снова начались разговоры, беседы о Законе и даже споры на повышенных тонах. Но меня в конце концов сморил сон, и я заснул, положив голову на колено Иосифа.

Сквозь дрему я слышал, как все запели. Это было слаженное, красивое пение, не такое, как разрозненные псалмы пришедших на Иордан людей. Но я не проснулся.

Меня разбудил Иосиф и сказал, что нам пора идти домой.

— Я не могу нести тебя в субботу! — шепнул он. — Поднимайся.

И я встал и вышел из синагоги, опустив голову, ни на кого не взглянув.

Мы пришли домой. Мама сидела у стены рядом с очагом, укутавшись в одеяла. Она тут же подняла голову и посмотрела на Иосифа. В ее глазах светился вопрос.

Я подошел к ней, устроился у нее в ногах и снова заснул.

Я просыпался несколько раз до наступления вечера. Мы не оставались одни. Дяди сидели в свете ламп, которые в субботу не гасят, и перешептывались.

Даже если бы у меня была возможность задать Иосифу вопрос, что бы я спросил у него? Спросил бы о том, о чем он не хотел мне рассказывать, о чем запретил мне говорить? И мне не хотелось, чтобы мама узнала о том, как раввин не хотел пускать меня в синагогу.

Мои воспоминания стали звеньями одной цепи. Начиная со смерти Елеазара на улице Александрии и все, что случилось дальше, звено за звеном. Что они говорили тогда в Александрии о Вифлееме? Что случилось в Вифлееме? Я там родился, но что с этим связано?

Я снова видел, как в храме умирал человек, как испуганная толпа рвалась к выходу, видел наше долгое путешествие, языки пламени, лижущие небо, слышал голоса разбойников. Меня колотила дрожь. Я не хотел называть словами то, что чувствовал.

Я подумал о Клеопе, который считал, что умрет в Иерусалиме, а потом вспомнил разговор с мамой на крыше в Иерусалиме. Что бы ни говорили тебе в Иерусалиме… явился ангел… мужчины не было… дитя в услужении в храме, ткала храмовую завесу… явился ангел.

Иосиф сказал мне:

— Ну же, Иешуа, сколько еще мне смотреть на твое печальное лицо? Завтра мы пойдем в Сепфорис.

16

Дорогу в Сепфорис заполонили люди, начиная от самого Назарета, а ведь на пути лежали и другие деревни, хоть и меньшие по размеру. И мы склоняли головы, проходя мимо крестов, хотя тела уже давно сняли. На этой земле пролилась кровь, и мы печалились. Мы видели сожженные дома, обгорелые стволы деревьев, нам встречались люди, просящие милостыню и рассказывающие о том, как разбойники отняли у них все, что было, или о том, как солдаты разграбили их дома.

Снова и снова мы останавливались, и Иосиф раздавал таким людям деньги из семейного кошеля. А мама говорила им слова утешения.

У меня зуб на зуб не попадал, и мама думала, что мне холодно. Но я не мерз. Меня колотило от вида пожарищ в Сепфорисе, хотя значительная часть города уцелела и на рынке шла бойкая торговля.

Тетушки довольно быстро продали расшитое золотом полотно, привезенное из Египта именно с этой целью, и получили за него больше денег, чем рассчитывали. То же самое произошло с браслетами и чашами, также предназначенными на продажу. Наш кошель заметно потяжелел.