Сулла - Гулиа Георгий Дмитриевич

Консул Норбан, как это явствует из документов, отдал приказ об атаке. Пусть лев покажет свои когти! Это лучше, чем лисий хвост – рыжий, облезлый, противный…

Момент для удара был выбран удачно: новое войско Сципиона не успело по-настоящему влиться в когорты и манипулы Суллы. Командование над бывшим войском Сципиона Сулла поручил Фронтану. В течение ближайшей недели предполагалось полное слияние двух войск. Поэтому к вечеру (в день пленения Сципиона) Сулла с воинами возвратился в лагерь. И тут же приказал копать еще один ров вокруг лагеря. Поздно вечером работа была в разгаре. Дозоры, высланные на север, восток и юг, не обнаруживали движения врага. В направлениях Вольтурн – Калым, Вольтурн – Капуя, Вольтурн – Кумы как будто все было спокойно. Ни Марий, ни Норбан, ни Телезин не высказывали ни малейшей активности. Сулла велел всю ночь копать ров, утроить бдительность, а Фронтану поскорее избавляться от неблагонадежных и готовить войско к движению на север, к Риму.

Светильник в палатке Суллы горел допоздна. Эпикед несколько раз справлялся, не спит ли его господин. Однако Сулла и не думал о сне. Перед ним лежали чистые листы пергамента, и он что-то записывал. Потом вставал и ходил взад и вперед. Снова что-то писал. Поскольку особой любви к письму за Суллой не замечалось, Эпикед подивился этому обстоятельству. Он все-таки напомнил своему господину, что уже наступило время третьей стражи…

– Ну и что? – рассеянно спросил Сулла.

– Положено спать, – сказал слуга, – особенно после такой победы.

– Ты так думаешь?

– Да, великий господин.

Сулла досмотрел на слугу пронзительным взглядом голубых глаз. И глаза надолго застыли. Словно бы остекленели.

– Ты удивляешься? – спросил слуга.

– Немного, Эпикед.

– Чему, о великий господин?

Сулла подумал: сказать или промолчать? Решил сказать:

– Видишь ли, Эпикед, раньше ты не произносил слова «великий»,..

– Ну, так что ж?

– Ты ничего просто так не произносишь. Прежде чем сказать, ты думаешь.

– Возможно.

– И ты решил, что пора?

– Да.

– И ты один так будешь величать? – Сулла спрашивал очень серьезно. Без тени юмора.

– Нет.

– А кто же еще, Эпикед?

Эпикед задумался. И тоже всерьез. Вдруг родилась прекрасная идея! Он не высказал ее полностью. Но намекнул довольно-таки прозрачно.

– Сегодня решилось очень многое, – сказал Эпикед. – Боги указуют тебе путь в Капитолий. – Эпикед почему-то озлобился. Это с ним бывало, но очень редко. – Почему бы не величать тебя великим? Именно теперь! Почему?!

Сулла пожал плечами. Но проявил крайний интерес к рассуждению своего слуги.

– Почему?! – сердито вопрошал Эпикед. – Ждут, пока ты взойдешь на Палатин и Капитолий? Ждут? Да? – Слуга наклонился, заговорщически: – Нет, пусть величают сейчас! Немедля! Потом это будет ясно каждому дураку. Скоро весь мир назовет тебя великим. Но я хочу быть первым, кто назовет тебя великим.

Сулла молчал.

– Да, да! Сейчас же! Немедля, великий Сулла!

Эпикед прытко выбежал из палатки и привел с собою Децима. Центурион засиял от удовольствия: он же лицезрит своего господина! И по-солдатски четко сказал:

– Великий господин! Слушаю тебя.

Как это ни странно, но Сулла чуточку растерялся.

– Э-э-э, – сказал он, – все ли в порядке со стражами? Почему я не слышу пения рожков?

Децим доложил, пяля глаза, вздернув нос, выставив свой мощный подбородок:

– О великий господин мой! Все в должном порядке в военном лагере великого полководца Суллы!

– Иди, – мягко приказал Сулла.

– Это только первый среди сонма твоих обожателей, – сказал Эпикед, когда центурион покинул палатку и шаги его замерли в ночной тишине.

Торжественная сосредоточенность на лице слуги и его готовность служить своему господину верой и правдой, невзирая ни на что, навели Суллу на некие мысли. Не такие уж простые, чтобы о них сказать в двух словах. Смутные очертания чего-то нового, пока еще размытые настолько, что трудно оценить это новое во всей полноте, понемногу заняли все сознание полководца. Сегодня, именно в эту ночь, родилось нечто, что долго бродило в нем, еще со времени Югуртинской войны в Мавритании. Там, в Африке, Сулла едва-едва ощутил свои возможности в политике и в военном деле. Первый успех – пленение Югурты – укрепил его веру в самого себя. Без этого он не смог бы жить дальше. Без этого не пошел бы дальше. А сегодняшняя победа над Сципионом озарила его душу таким заревом, при свете которого он уже увидел себя в Риме. Но уже не в том качестве, в каком был когда-то, пять лет назад. То время ушло безвозвратно. Он теперь совсем другой. Это ясно даже его слуге… И Рим, наверное, будет другим...