У алтаря - Вернер Элизабет

В маленькой часовне царила мертвая тишина. Отец Бенедикт медленно подошел к Люси и сказал более спокойно, но тем же беззвучным голосом:

— Вы молчите? Я так и думал, что мое признание вызовет в вас испуг и отвращение. Но больше не мог молчать, я должен был сбросить это бремя со своей души. Быть может, теперь мне будет легче перенести приговор, который ожидает меня. Позвольте обвиняемому сказать последнее слово в свое оправдание. Я нарушил ваш покой, Люси, простите меня, но я так много выстрадал, прежде чем решился открыть вам свои сердечные муки, что если вы прольете две-три слезы, то я, право, заслужил их! Неприятная минута, которую вы теперь переживаете из-за меня, пройдет бесследно, и, может быть, завтра вы уже забудете о том, что я сегодня сказал вам. Прощайте, будьте счастливы! — и, быстро повернувшись, Бруно вышел из часовни.

С его уходом тяжесть, приковавшая Люси к месту и лишившая ее возможности говорить, исчезла. Она бросилась вслед за монахом.

— Бруно! — воскликнула она с мольбой, с невыразимым беспокойством.

Но поздно: отец Бенедикт был уже далеко от нее и не слышал ее возгласа.

Люси осталась одна в часовне. Ветер, дувший в открытое окно, стал сильнее, и вдруг один из венков, как будто тронутый чьей-то невидимой рукой, отделился от стены и тяжело упал на пол. Огонек лампады всколыхнулся. У дверей церкви показалась какая-то фигура, и через несколько секунд к молодой девушке подошел небольшого роста старик.

— Если угодно, я могу проводить вас! — проговорил он, вежливо кланяясь.

— Кто вы? — с удивлением спросила Люси.

— Я — здешний псаломщик. Его преподобие отец Бенедикт поручил мне проводить вас в...

— В село Р.! — закончила Люси тихим, срывающимся голосом.

— В село Р.? — вопросительно повторил старик. — Странно! Отец Бенедикт тоже пошел в Р. и мог бы сам проводить вас, фрейлейн. Впрочем, он, вероятно, думал, что дорога мимо Дикого ущелья будет слишком трудна для ваших ног. Мы, разумеется, пойдем по большой проезжей дороге — так будет хотя и дальше, но спокойнее.

Люси молча последовала за псаломщиком. Она шла точно во сне, не слыша ни слова из того, что рассказывал ей словоохотливый старик. Он говорил о зиме и осени в горах, но что именно, она не понимала. Ее преследовала одна мысль: «Он вернулся в Р., он вернулся в Р.».

* * *

Отец Бенедикт возвращался той же горной тропинкой, по которой перед ним прошел Оттфрид. Конечно, он шел быстрее, чем граф, и через несколько минут часовня осталась далеко позади.

Горы были снова покрыты туманом, иногда он рассеивался, и тогда показывались снежные вершины, но вскоре они опять прятались за облака. Из ущелья тоже выползал густой белый туман; он расстилался вдоль дороги и обволакивал ноги неосторожного путника, как будто стремился стащить его вниз, в бездну. Над Диким ущельем пронеслась буря, собиравшаяся с самого утра. Тучи еще ниже опустились над глубокой пропастью, затемняя свет, а в пропасти шумела и клокотала вода, покрытая белой пеной. Она праздновала победу: в ее бурные волны попала давно желанная жертва. Перила мостика, сломанные чьей-то рукой, беспомощно висели над бездной, а внизу то появлялась, то исчезала окровавленная голова молодого человека, упавшего с мостика и нашедшего смерть в холодных волнах.

Глава 12

Ужасная смерть молодого графа Оттфрида Ранека потрясла жителей всего округа. Погиб наследник майората, последний отпрыск старинного дворянского рода! Все, кто имел какое-нибудь отношение к семье графа Ранека, глубоко сочувствовали горю родителей. Графиня, холодная и сдержанная по натуре, была убита страшной вестью о гибели своего единственного сына. Старый граф, получив известие о смерти Оттфрида, сейчас же поехал обратно в горы и вернулся на следующий день с телом сына. Даже прислуга, не особенно любившая Оттфрида за его оскорбительное высокомерие, теперь искренне оплакивала его. Ужасная смерть заставила забыть обиды, нанесенные графом, и все непритворно жалели его.

— Я знал, что произойдет несчастье, — говорил старый кучер Флориан. — Помните, я рассказывал вам, что произошло, когда весной мы приехали сюда? Молодой граф поехал на Альманзоре в горы — это было в первый раз по приезде — и упал с лошади. Альманзор ничего не боится и слушается каждого слова хозяина, а тут вдруг подошел к мостику — и ни с места. Сам дрожит, весь в пене, и ни хлыстом, ни шпорами нельзя было заставить его двинуться вперед. Косится одним глазом на пропасть и пятится назад. Как будто он уже тогда видел графа в том виде, в каком его привезли сюда. Что же, все может быть! Иногда животное видит и понимает больше, чем человек.