Эмма Браун - Бронте Шарлотта

– Я знаю это, – сквозь слезы сказала маленькая грешница. – Я, должно быть, очень грешна.

Какой же ты еще ребенок!

Пожалуйста, не смотрите на меня, – попросила она.

– Не беспокойся, – сказал он. – Могу сказать только одно: безнравственные поступки – это еще не грех. Человек должен ясно осознавать, что он делает, и совершать это по своей доброй воле, а не по принуждению. Сознавала ли ты, дитя мое, что ты делала? По своей ли доброй воле ты это совершала?

– Я не могу ответить, – сказала Эмма.

– Подумай, – приказал он. – Как следует подумай. Это чрезвычайно важно.

Она плотно зажмурилась, пытаясь проникнуть в самые сокровенные уголки своей памяти. Это занятие закончилось тем, чем оно обычно заканчивалось, – сильной головной болью. Но на этот раз боль была такой, что ей показалось, что голова раскалывается на две половины. Она подумала, что это карающий меч правосудия протыкает ее насквозь. Громко крича и сжав руками голову, она выскочила из исповедальни. Люди, пришедшие на утреннюю службу, тревожно оглядывались на маленькую девочку, охваченную страданием. Ее лицо было пунцовым, она, спотыкаясь, брела по проходу между рядами, но потом остановилась на секунду, подняла к небу глаза и тяжело упала на пол.

Она потеряла сознание, – прошептал кто-то. Но у нее открыты глаза, значит, она в сознании. Ты слышишь нас, дитя? Ты можешь что-нибудь сказать?

Эмма слышала их голоса и свое прерывистое дыхание, но не могла даже пошевелиться.

– Расстегните ее пальто! О небо! Она вся мокрая от пота. Ее лоб горит огнем.

– Не прикасайтесь к ней. Она может быть заразной.

– Что же нам с ней делать?

– Она выглядит вполне прилично. Наверное, у нее есть семья. Нет, у нее грязная одежда. Это бездомный ребенок. Она все еще не двигается. Что же это с ней – приступ или лихорадка?

Посмотрите, как сильно она вспотела. Это, должно быть, лихорадка. Мы должны отправить ее в изолятор.

Глава 23

Для тех, кому посчастливилось родиться в приличной семье, проживающей в респектабельном районе Лондона, этот город кажется прекрасным, особенно в то время, когда заканчивает править бал холодная зима и весна, расправив крылья, ждет своего часа, чтобы воцариться в природе. Мистер Эллин встретился со своими друзьями в клубе «Биг-енд-Пен» на Стрэнде. Конечно, нельзя не согласиться, что воздух в этом огромном мегаполисе не такой чистый, как там, где он теперь живет, но в определенном смысле здесь дышится намного легче. Широкие улицы и огромные проспекты, величественные дома, возвышенные и благородные люди – все это оказывает благотворное влияние на любого, кто приезжает в Лондон. В клубе никто не говорил о таких банальных вещах, как несварение желудка или зубная боль. Отменное пиво и прекрасные вина, обильная и здоровая еда и отсутствие женщин, в обществе которых приходится тщательно выбирать темы для разговора и воздерживаться от чрезмерного употребления спиртных напитков, заставляли английских мужчин чувствовать себя избранной расой.

Со времени последнего приезда мистера Эллина в городе произошли большие перемены. Теперь здесь все готовились к одному необычному событию, и его друзья, бывшие коллеги, только об этом и говорили.

Промышленная выставка в самом сердце Белгравии, устроенная иностранцами, лишает нас национальной гордости! – считал сэр Роберт Уолбрук. Он был судьей.

Весь Гайд-парк и, возможно, все Кенсингтонские сады будут превращены в бивуак для лондонских нищих и бродяг! – высказал свое мнение мистер Томас Моллорд, адвокат.

Вековые вязы Гайд-парка срубят под корень ради самого величайшего обмана, самого величайшего мошенничества и самой величайшей бессмыслицы, которую когда-либо видел этот мир! – негодовал мистер Титус Бентли, адвокат.

– Я бы настоятельно порекомендовал людям, живущим возле парка, тщательно охранять свое столовое серебро и прислугу женского пола! – снова вступил в разговор судья.

Мистер Эллин уже успел осмотреть гигантское стеклянное сооружение, в котором будет происходить эта грандиозная выставка. Зрелище было изумительным. Выставочный павильон занимал восемь гектаров земли, отвоеванных у природы. Деревья, между прочим, никто не вырубал. Наоборот, этому сооружению специально придали форму изогнутого поперечного пролета, для того чтобы под его крышей спокойно могли разместиться высокие ветки деревьев. На вид оно казалось очень хрупким, словно воздушное пирожное, но его прочность была проверена тремя сотнями солдат королевских саперных войск. Все они одновременно маршировали, выдерживая ритм, под стеклянными сводами сооружения. Это грандиозное сказочное здание вызвало одновременно и интерес, и страх, и восхищение. Однако главное восхищение вызывала не невероятная прочность и гигантские размеры павильона, а, если так можно выразиться, универсальность выставки. Всадникам, едущим по Роттен-Рау, теперь приходилось объезжать арабский лагерь (он представлял собой обнесенный деревянным частоколом палаточный городок), который возвели тунисцы, для того чтобы охранять свои экспонаты. Каждый день в лондонский порт прибывали огромные пароходы из Португалии, Индии, Турции и Франции. Все дороги, ведущие в Гайд-парк, были забиты тяжелыми фургонами, доверху заполненными различными экзотическими товарами. Эти фургоны тянули длинные упряжки лошадей. Алые фески и темно-синие шаровары оживляли серую городскую толпу. Возле хрустального дворца выстраивались длинные вереницы вагонов, нагруженных археологическими находками, промышленными товарами и различными хитроумными изобретениями. Мистеру Эллину казалось (и надо признаться, многие этого боялись), что после этой выставки Лондон уже не будет таким, как прежде. Удивительнее всего было не то, что на